— Подожди… — с трудом вывернулась из стальных объятий.
— Что? — глаза Дракона Петровича вновь сменили цвет на привычный синий, хотя и были подернуты дымкой эйфории. Чешуя с висков тоже, кстати, сошла.
Мужчина никак не желал меня выпускать и тянулся за новой порцией поцелуев. Магии много не бывает? Глупости! Чешуи нет, зрачок нормальный — значит, расколдовался. В конце концов, есть дела поважнее.
— Руки убери! — рыкнула я, отступая.
— Я могу, наконец, встать? — откуда-то с вазы спросил Потемкин.
— Нет! — хором ответили ему мы.
— Я знаю, что происходит! Почему никто из нас не заметил опасности, не усомнился и не смог просчитать ситуцию! Они поставили магический заслон! Я об этом когда-то читала, но вспомнила только сейчас.
— Знаешь, я склонен в это поверить, — задумчиво кивнул змей. — Снять сможешь?
— Я? — растерялась. Почему-то именно ему признаваться в том, что из меня так себе ведьма, совершенно не хотелось, но иного выхода не видела. — Тут одной колдуньи мало. Слишком сильный маг ставил.
— С «норушкой» что-то решать будем? — устало спросил все еще сидящий на вазе Антон.
— А как же! Будем, но сейчас важнее разрулить всю эту магическую чертовщину! Идем! — змей схватил меня за руку и потащил из кабинета. — Антоха, займись пока проверками. Только не светись раньше времени. И, да. Можешь уже встать.
— Премного благодарен, — хмуро буркнул Потемкин, тяжело поднимаясь на ноги.
В приемной подскочила Мариночка, явно не ожидавшая нашего появления.
— А вы куда? — протянула она, удивленно хлопая глазами.
— Будут спрашивать, я на объекте ревизору очистные сооружения показываю!
— Вернетесь? — пискнула секретарша.
— Обязательно, но не сегодня, — весело откликнулся Заречный. И чему радуется? У него бизнес под откос летит, а он улыбается, да еще ладонь мою не выпускает.
— Как не стыдно врать! — укорила его, когда мы оказались в лифте.
— А я с тебя пример беру, радость моя.
— Не твоя.
— Это вряд ли.
— А мы вообще куда?
— К ведьмам твоим.
— А-а-а… — с этим я была, в общем-то, согласна. Бабушки точно смогут разобраться с барьером.
Когда вышли на улицу, Заречный все также поддерживал меня под локоток, направляя к машине. А вот я остановилась и застыла как вкопанная. Прямо навстречу мне шел и улыбался бывший ухажер, игрок и предатель — Вадим Протасов. Выглядел хорошо, даже замечательно. Собственно, шарма ему всегда было не занимать. Особенно в период, когда наши отношения только начинались. Сейчас он был побрит, опрятен, одет в хорошо пошитый костюм и сиял как новенький медный таз. Даже на лице не осталось следов злоупотребления спиртным. В руках держал шикарный букет из ирисов и садовых ромашек.
Шел Протасов и улыбался. Неужели мне? Помнится, в нашу последнюю встречу я оказалась повинна во всех его жизненных неудачах.
— Леночка, рыбка моя золотая! — воскликнул бывший бойфренд, протягивая цветы и раскрывая объятья. Боже, да он за всю историю нашего романа мне таких букетов не дарил! — Как я рад тебя видеть, дорогая!
— Вадим… — выдохнула я и тут же зашипела от боли. Слишком уж сильно Заречный сдавил мою руку, которую отпускать наотрез отказывался.
Собственно, цветы мне тоже взять не позволили.
Глава 20
Глава 20
— Ох, сватья, ведь не ведаем, что творим! — прошептала Ядвига, склонившись над пятилитровой кастрюлей, стоявшей аккурат на самой большой конфорке новенькой газовой плиты с электроподжигом.
Сегодня на семейной кухне варились отнюдь не борщи. В емкости булькало и клокотало нечто зловещее даже на вид, источающее запах вереска, полыни, воска и фомалина. От последнего «аромата» подташнивало и так и пянуло закрыть нос полотенцем.
— Отчего ж не ведаем? Очень даже ведаем. На то мы и ведьмы! — усмехнулась Гриппа и добавила в кастрюлю нечто странно-блестящее, бережно хранимое в кулечке из пожелтевшей газеты.
— Уж не светляков ли ты туда добавила? — подозрительно принюхалась Ядвига.
— Их самых. Должен же кто-то тьму на пути ведомого разгонять. Сейчас увидим голубчика! Ох, сколько же я сил извела, чтобы его в чувства привесть. Видать, колдун наш его давно со счетов сбросил, а то бы не смогла. Д-а-а.
В варево полетела щепотка соли, кусочек древесного угля и серый порошок, когда-то бывший листьями папоротника.