Стоп, теперь подряд два поворота. Какая странная арка… Нет, здесь я точно не был. Пришлось возвращаться, снова потянулись минуты и вот – наконец… Но булыжника на месте не оказалось. Должно быть, я свернул раньше времени. Ещё коридор и ещё… Безрезультатно! Я запаниковал, мне стало по-настоящему страшно. Опять назад, направо, налево, пересёк какой-то туннель и попал в круглое помещение, вроде колодца, во всяком случае, сколько я ни старался дотянуться до каких-либо перекрытий, мне это не удалось. Тупик!
* * *«Скорее всего, Гертруда думала тогда о своём Вильгельме, так и не появившемся в условленном месте. Возможно, на память приходили клятвы, принесённые в жертву родовой чести. Клятвы, какие дают все без исключения влюблённые: «Нас никто, никогда не разлучит!». А может, она вспоминала как в детстве, выбегала навстречу возвратившемуся с охоты отцу. Как сильные руки подхватывали её… Сидя на жесткой луке, девочка прижималась к колючей щеке и не боялась никого, даже вороного, страшно грызущего бразды, Штарка. Как билось, должно быть, сердце крошки-Тру, но у отца тяжёлый арбалет, пусть кто-нибудь попробует её обидеть… Гертруда положила ладони на грудь, но услышала только приближающиеся шаги. Она знала, это её супруг – старый Герхард фон Ранненкопф, в сопровождении факельщика, но разве она птица чтобы улететь! За окном, под стеной, глубокий ров с водой.
«Нас никто, никогда не разлучит?»
На башне загудел колокол…»
* * *Я стоял и смотрел в темноту, где-то рядом с потолка капала вода… На меня напало странное оцепенение, к горлу подкатила тошнота. Наверное, если бы я был сейчас в крипте, то лёг бы на пол и лежал не шевелясь, пока приступ дурноты не прошёл бы сам собой. Но тут, в подвале, по колена в воде мне суждено бродить, пока остаются силы, а потом... Помню, я подумал, что хорошо бы это «потом» настало поскорее. Я очень устал и почти смирился, когда… Или это игра воспалённого воображения? Вдалеке послышался знакомый напев.
У чёрного всадника душа – ледяная глыба.
Но и после свадебного пира я не буду его женой.
Наверное, так лишаются рассудка. Где-то рядом маленькая Трудхен выводила тоненько куплеты. Двинувшись на голос, я не задумывался над тем куда бреду и сколько коридоров оставил за спиной. Я следовал за ним – едва слышным детским...
Моё сердце на веке принадлежит другому
И неприкаянной, мне долго скитаться в Красных Горах
Если после какого-нибудь изгиба мелодичный мотив стихал, я возвращался обратно и так опять – всё дальше, и дальше. Как будто мы играли в «холодно – горячо». Но вот, свернув из ровного коридора в какой-то кривенький, тесный, мне удалось продвинуться шагов на двадцать, когда голос внезапно умолк. Я подождал, однако ни один звук, кроме шуршания моей одежды, не нарушал более безмолвия. Шаг вперёд – вытянутые руки упёрлись в стену. Снова тупик?! Нет, на уровне плеча пальцы нашли дыру, вроде неглубокой полки. Так и есть – полка… Пальцы соскользнули вниз. Ниша? Крестообразная ниша!
Я почти бегом ринулся назад, сшибая плечи о камни. Вот и «прямой» туннель! Я спотыкался, меня шатало от стены к стене… Ступени! Винтовая лестница! Один оборот… Ещё… Господи, свет! Я с разгона не думая о боли ударил локтем в неплотно закрытую дверь и, щурясь после темноты, ввалился в цейхгауз. У стеллажа стояла Трудхен.
– Мой Бог! Ты опять меня напугал, – её взгляд выражал непритворное удивление. – Думала это призрак…
Действительно, я наверное мало отличался от привидения, хотя и провёл в подземелье не в пример меньше времени.
– Если бы не твоя песенка, пожалуй у меня были бы все шансы составить ему компанию, – попробовал отшутится я.
– Я не пела! Отец не разрешает шуметь у бочек с вином.
Девочка сказала правду, я только здесь сообразил, что всё равно не услышал бы её голосок, находясь в нижнем подвале. Что ж, ещё одна загадка… А, может я уже знал ответ? Так или иначе, мне не хотелось в тот момент занимать этим голову.
– Который теперь час?
– Начало восьмого.
Значит ещё есть время. Я с удовольствием, полной грудью, вдыхал свежий воздух. Снаружи щебетали птицы, из-за стены доносилось мерное ворчание – кто-то в каретном сарае проверял двигатель… Вот мотор заревел, перед цейхгаузом на своём «девятьсот одиннадцатом» лихо развернулась фрейлейн Ангальт. На сидение рядом с ней плюхнулся верзила-кузнец. Хлопнула дверца, машина с визгом снялась с места и исчезла за воротами.