– Вот дерьмо! – слова малышки долетали, словно из каминной трубы. – Ни фига не разберёшь, одна паутина!
Трудхен громко чихнула, снова потянуло подвалом, глаза начали слезиться. Я хотел протереть очки, но льющий сквозь открытую дверь солнечный свет заслонила жутковатая фигура. Из глубины цейхгауза мне был виден грузный силуэт в длинной монашеской хламиде.
– Молодой человек, сюда не заходила дочь фрау Марты? – по голосу я узнал повариху. На старухе был охотничий плащ папаши Штера.
– Н-нет, не заходила, – честное слово, я чуть не выругался. Моя маленькая помощница притихла за перегородкой.
– А, что это вы делаете?
– Да, вот… Ловлю мышь… – что говорить дальше я не знал, поэтому, включив фонарь, деловито сунул его в дыру.
– Там трупп, трупп… Мёртвый трупп… – раздался истошный визг Трудхен. Девочка как чертик из бутылки выскочила из пролома в стене, а напуганная стряпуха, всплеснув руками, ринулась звонить в полицию.
Прибывший с нарядом инспектор, первым делом велел разобрать перегородку, что и было исполнено. В нише оказался замурован распавшийся скелет и никаких сокровищ. Лишь в пыли, среди останков валялась изъеденная временем мизерикордия со сломанным клинком, да на стене у самого пола виднелось нацарапанное, наезжающими друг на друга готическими буквами, имя – «Гертруда». Инспектор вызвал эксперта и барона. Эксперт осмотрел кости таза, повертел в руках череп и заключил, что остов принадлежал очень молодому мужчине, но что несчастный «клиент» не криминалистов, а археологов, поскольку преступлению – не одна сотня лет. Управляющий подписал какую-то бумагу, полицейские уехали и на смену им примчался барон. Со мной он беседовал в последнюю очередь. Да собственно «беседа» была краткой, а потом я спустился во двор и, устроившись на каменной, нагретой за день, ступеньке, долго глядел на закат. Рядом присела крошка Трудхен и уткнула подбородок в колени.
– Всё плохо?
– Совсем спятил. Он не даст хода делу, если я заменю ему Эву Ангальт. Сказал, что пояс вообще ерунда, но, что я по неопытности влип в кукую-то историю, о которой он де без содрогания и слышать не может. Чушь какая-то…
– Он предлагает тебе писать книжки?
– Вроде того… «…гово-огю вам как дг-гуг. Мы уедем на Ривье-егу и забудем все наши газно-огласия»
– Хоть что-то. Меня, так вообще, выставил за дверь. Вот, дерьмо! А я, даже рассказала ему о нашей любви…
– О чём ты ему сказала?!
– …ну, что я от тебя беременна и всё такоё…
– Что?!
– Ой, сядь, ради Бога! Этот подпрыгнул, будто его оса в задницу ужалила, «…вернулось! …вернулось!». Теперь, ещё и ты скачешь… Это же нормально для женщины. Как вы мужчины нервно реагируете на такие известия…
– …я… …я… …ты…
– Я просто приврала чуток, чтобы он отнёсся к нам с пониманием. А, ты, правда поверил, что у нас будет маленький? Ой, какой же ты глупый…
Всё! Конец! Коне-ец! Бежать отсюда немедленно! До города было далековато, но я украл старый велосипед и спустя два часа стоял на перроне. В графе «дата отправления» моего билета значилось – 4 августа 1968 года.
* * *Я сидел в сквере и ждал. Думать не о чём не хотелось, гадать о будущем не имело смысла. За время заключения, я не особо напрягаясь, закончил диссертацию. И моя работа была одобрена профессором, но ни в одном, из двух полученных от него писем, я не нашёл ни полслова о возможной защите. Видимо, самое большее, на что я смел рассчитывать, это должность преподавателя истории, в какой-нибудь достаточно удалённой от столицы, деревенской дыре.
– Ну вот, а ты нос повесил, – обрадовалась фрау Марта, едва я поделился с ней своими опасениями. – Нашей школе как раз нужен учитель.
Я понял – Ранненкопф меня уже не отпустит. Моя судьба тесно сплелась с замком, с его настоящим и, что самое удивительное, с прошлым. Ведь нужно же было, чтобы я сломал стену в цейхгаузе и я даже знаю кому. Как рассказали мне позднее – когда, после скорбной церемонии, прах неизвестного предали земле и Трудхен положила на свежий холмик, собранный ею в саду букетик, вокруг разлился сильный аромат шафрана, но откуда он появился, так никто и не догадался.
Кстати, о Трудхен – в передачах, между пирогов фрау Марты, неизменно оказывались запрятаны записки, полные нежных слов и грамматических ошибок…
Однако, мне пора – в сквер, торопливым шагом, вошла стройная девушка, в нарядной расстёгнутой курточке и джинсах клёш. Я поднялся на встречу.
– Прости, заскочила к парикмахеру, – чмокнув в щёку и просунув руку мне под локоть, она уверенно зашагала рядом. – Я сказала предкам, что мы вернёмся автобусом…