И я тоже не был исключением и наверное только поэтому, не осознавая этого,
спокойно сидел в окружении звероватого вида мужиков и неторопливо насыщался едой.
Я,находясь в эйфории, что скоро увижу город, совсем упустил из виду, что по прихоти шаманки, я теперь не парень, а
девушка, а вокруг меня сидят четверо мужиков, изголодавшихся по женскому телу и
не важно, что перед ними сидит страшилище со шрамом на все лицо, главное это
существо женского рода и для себя они между собой уже все решили. Вот и вылезло
правило, Закон-тайга прокурор-медведь, никто ничего не услышит, никто ничего не узнает.
Я уже заканчивал, свой обед или ужин, когда с удивлением увидел, что самый молодой охотник, стоит и спокойно потрошит мой рюкзак, вынимая мои вещи и рассматривая их и раскладывая на столе.
Напротив меня присел, по самые брови, заросший мужик, борода лопатой и косая
сажень в плечах, наверняка он был раза в четыре шире меня нынешнего, хрупкого.
Он заговорил первым, усмехаясь.
- Ну, что девонька, наелась? Теперь как за еду рассчитываться думаешь?
Я еще раз вопросительно на него посмотрел и пошевелив кистью с поднятой
ладонью и как будто растирая что-то между пальцами показал на парня, раскладывающего мои вещи на столе.
- Ээ! Нет! - смеясь ответил мужик, поняв мои жесты правильно - это уже как бы
не твои деньги, это уже наши деньги. А у тебя сейчас ничего нет, кроме одного
- и он многозначительно посмотрел вниз, на мои ноги.
Я весь съежился под его взглядом и опять посмотрел непонимающе.
- Ну так, что? - деланно нахмурив брови и уперев руки в бока, под громкое
ржание мужиков, находящихся в избушке, сказал тот - за съеденное надо платить, а у тебя денег нет? А?
Глядя на маслянные глазки охотничков, у меня наконец мелькнула страшная догадка, что они задумали и я что есть силы рванул к выходу. Только самый крайний
мужичок был начеку, не зря он во время нашего диалога сдвигался ближе к выходу.
он то и подставил мне подножку, так что я растянулся во весь свой маленький рост. Сзади меня схватил за волосы, вскочивший кряжистый мужик и поташил на деревянные нары, построенные в углу сруба. Берцы, до этого болтавшиеся на ногах,
выпали когда он меня тащил на нары и бросив животом вниз, ловко сдернул с меня
камуфляжные штаны, вместе с мужскими трусами. Оставшись снизу голым, я рванул
на другую сторону нар поближе к окну, но вдруг получил удар и отлетел прямо в
руки третьему. Тот не терял времени зря, а уже сняв штаны и прочее был готов.
Я сопротивлялся как умел, но это тщедушное тело не могло справиться с матерым и
сильным мужиком. Моих сил хватило расцарапать ему лицо и я успел надавить ему на глаз, после чего, он страшно закричал
- Аа! Сука! - и последовал сильный удар в лицо, после которого у меня погасло сознание.
Долго приходил в себя, а открыв глаза не мог понять, где я? Наконец сознание
чуть-чуть прояснилось и я все вспомнил, как меня собирались изнасиловать.
Низ живота тянуло и было страшно больно, внизу все было мокро. Я опустил руку
вниз и ощупал там все, потом поднял ее и поднес к глазам, она была вся в крови и
в чьей-то сперме. Мой жест заметил один из насильников и сказал
- Очнулась? - грубо сказал тот - давай вставай, чего разлеглась иди к ручью
подмойся и простынь с собой возьми, постираешь. Димон, сходи с ней к ручью, а
то не ровен час, рванет с голым задом в тайгу, нету у меня желания на ночь глядя, ее
искать по всей тайге.
- Аа! Сучка! - простонал тот, приложив к глазу мокрую тряпку - она меня чуть глаза не лишила!
- Зато ты первый целяк ей раскупорил - смеясь, сказал бригадир браконьеров,
которого все звали Митричем - за первую кровь завсегда надо платить. Давай,
давай , ты из нас самый молодой иди сходи с ней, можешь еще раз ее за это трахнуть - и под ржание мужиков, сидящих вокруг стола и пьющих мой дорогой
*Бефетер* из рюкзака, опрокинул стакан в рот.
Сволочи, варвары мой НЗ уничтожают, его пить надо с джин-тоником, гады, идя
к воде, подталкиваемый Димоном, ругался я про себя. Вода в ручье была холоднющая, но я яростно тер у себя там внизу, пытаясь вымыть из себя всю заразу,
что напустили в меня эти скоты.
Эта сволочь, Димон со мной не церемонился, а все норовил попасть ногой в мой тощий зад, чтобы шевелился и стирал постель быстрей. Уже в темноте, выжав простынь, я повесил ее сушиться на ветку дерева, а сам содрогаясь от холода, пошел в избушку вслед за моим мучителем.