зуб не попадал.
Хорошо, что я научился затапливать печь, правда, прежде чем научиться, я извел
целый коробок спичек. Димон, увидев, что я пытаюсь спичками поджечь огромные
чурбаки дров, сначала изумился такому способу растопки, но поняв все он так на
меня разозлился, что от его удара я на несколько метров отлетел от печки. В тот
день он сильно избил меня, но видя что от этого мои умения не улучшатся, принялся меня обучать элементарной растопки печи, с предварительным расщеплением дров на лучины с подкладыванием бумаги, а если таковой нет, то сухим мхом.
Правду говорят, что добрым словом и хорошими тумаками можно и медведя научить
кататься на коньках.
Поэтому быстро расщепив дрова на лучины, поджег буржуйку и стал разбираться,что
я нашел на полках. Нашел несколько банок тушенки и рыбные консервы, крупы,соль и
сахар, даже открывашку для консервов. Крутил банку тушенки и так, и этак но открыть ее не смог. Тогда не долго думая, нашел топор и им разрубил банку напополам. Ложку нашел здесь же на полке.
Когда таким образом съел две банки тушенки и две консервов, тогда почувствовал
хоть какую-то сытость и уже не спеша сходил к ручью и набрав воды в найденный
чайник поставил ее на разогретую буржуйку, чтобы попить горячего чая.
После еды и тепла, идущее от печки я впервые расслабился и меня начало клонить
в сон.
Проснулся от озноба и холода, проникшего в избушку. Меня всего не по-детски трясло. Сил хватило только сходить к ручью и набрать ведро воды и поставить его
у изголовья полатей. Затем затопил печку и подняв, лежащую на полу шкуру, то ли
лося, то ли оленя, накрылся с головой и вновь уснул в забытьи, чувствуя внутренний жар во всем теле.
Наверное я бы там и умер в тайге от болезни и голода, если бы не начался охотничий сезон и избушку не посетил ее настоящий хозяин. Охотник-промысловик и
по совместительству нештатный егерь Богатырев Ерофей Трофимович. Трофимыч, как
его все звали, а за глаза леший. Почему, потому что в войну он воевал в разведке
и там же эту кличку и заработал, так как двигался всегда бесшумно и появлялся
внезапно как леший.
Так вот, он осторожно зашел в избушку, приготовив ружье, заряженное патронами
с пулями, чтобы посмотреть, кто это хозяйничает в его домике, наверняка косолапый.
Каково же было его изумление, когда на деревянной кровати он нашел в беспамятстве девушку, да еще с цепями на ногах!
- Как же так, как же так - все приговаривал егерь, пытаясь привести лежащую
девушку в чувство, но она ни на что не реагировала. Она умирала. Он приложил
палец к ее шее и нащупал слабый пульс, жилка еле-еле дрожала, показывая что женщина еще не покинула этот свет.
Тогда охотник кинулся быстро растапливать печь и сбегав к ручью набрал полное
ведро воды и поставил его на печь греться. Затем лихорадочно начал копаться в
своем рюкзаке, доставая из него аптечку и шприцы. Пока буржуйка согревает избушку,
он побежал к лодке и стал выгружать вещи, привезенные с собой и таскать в дом.
Когда вода нагрелась, он быстро раздел девушку и вымыл ее всю и сделав два
укола, накрыл ее принесенным из лодки теплым одеялом, полез на лабаз, там на
лето он складывал весь свой инструмент.
Было там и зубило, и небольшая кувалда, с маленькой наковальней. Весь этот инструмент ему необходим, для мелкой починки капканов. Все охотники смеялись,
и говорили
- Трофимыч нахрена ты чинишь капканы? Выкинь их и выпиши себе новые.
Но старый охотник не привык разбрасываться добром и всегда их чинил сам.
У него в лесном домике всегда лежала маленькая походная кузня, вот теперь как никогда пригодилась. Он поставив ногу бедной девушки на наковальник, сбивая зубилом с
нее цепи и приговаривая:
- Ох! Девонька и какой же варвар тебя так приковал? Такие здоровенные цепи
на такую хрупкую ногу.
Приходил в себя очень долго. Только неделю был в беспамятстве, между жизнью и
смертью. Как потом я узнал, Ерофей Трофимыч всю неделю не отходил от меня, утром
и вечером делал пенициллиновые уколы и поил теплой водой. Целую неделю он вырывал
меня у смерти. К концу недели я очнулся, ну как очнулся, только мог открывать
глаза, а все остальное не двигалось, не было даже сил поднять руку.
До конца сентября, так и лежал как бревно без движения. Приходить в себя начал