— Допустим, но причем здесь татуировки?! — не унимался Вайс.
— Беседа затянулась и ты проявляешь недопустимо много эмоций, что низводит тебя до уровня неосознанного человека, проживание которого в зоне селекции подлежит рассмотрению. Будь осторожен, сын друга и тщательно подумай над словами, оставленными сегодня с обеих сторон. Если в древности хозяин клеймил скот, демонстрируя принадлежность к его собственности, то ныне «скот» добровольно и с вызывающей готовностью клеймит себя самостоятельно, демонстрируя мнимую свободу от хозяина. Мы, общество Дейнезиса, не только давно отошли от столь примитивных жизненных мотивов, но и не позволяем их носителям приближаться к тщательно выстроенному миру — лучшему примеру созидания во всей истории…
Обстоятельные и, поистине, монументальные размышления Траверса омрачались лишь ритмичным скрипом кровати и стонами женщин, зачастую, наигранными. Впрочем, беззаботность предка, которая умело закрывалась от реальности щитом грязного эскапизма, не продлилась долго — Швабс, отосланный в Рейнель, спустя несколько дней принес печальные вести, превратившие разум Ральфа в подобие жерла вулкана. Проклятые Шлиссеры не смогли стерпеть такого оскорбления повторно, и вынесли дело на суд городского совета. Обладая не только набором неопровержимых доказательств, но и моральным правом, несостоявшиеся родственники Ральфа отсудили у семьи Вейссеров впечатляющую сумму, призванную компенсировать убытки от сорвавшейся свадьбы Ангры, а также загладить поруганную честь дважды оставленной невесты. Глава семейства Шлиссеров пребывал в ярости, и лишь получение денег частично погасило его всепожирающий гнев. Выплата оказалась посильной для Вейссеров, однако родне Ральфа пришлось продать основные склады, лишившись, таким образом, немалой части активов — отныне торговый пантеон Рейнеля лишился одной из давно обосновавшихся там фамилий. Вессеры вынужденно спустились на несколько ступеней вниз, перестав даже думать о прежней конкуренции со Шлиссерами. В тщетных попытках притушить жар, вызванный бессильной злобой, Ральф с еще большим старанием погрузился в пьянство — подобный образ жизни неизменно приближал любого богача к дну социальной жизни, и старший сын Вейссеров все чаще игнорировал необходимость гигены, начав источать омерзительный запах запойного алкоголика.
Спустя несколько дней убаюкивающего и одновременно убийственного безвременья, волны греховной реки прибили обессиленного Ральфа к, казалось, справедливому решению. Хотя Траверс, запертый в чужом теле и обреченный на муки созерцания, готов был рвать волосы на голове, поражаясь глупости предка. Вейссер, высвободившись из очередных женских объятий по фиксированной цене, приглушенно бросил верному Швабсу разыскать нескольких мужчин, не боявшихся риска и желавших прилично заработать. В мозгу Ральфа, затуманенном каскадами опьянения и похмелий, вызрел поразительно дерзкий план — раз Шлиссеры обрушили благосостояние его семьи, то они должны понести соразмерное наказание. Ральф с небольшой группой нанятых мужчин скрытно вернется в родной Рейнель, после чего сожжет и разорит склады семьи конкурентов. Затем, словно вестник возмездия, Ральф лично заколет Кастора, а лучше самого главу Шлиссеров — Кальцера, своего несостоявшегося тестя. Швабс давно подтвердил мастерство решения подобных щепетильных вопросов, и Ральф, удовлетворившись течением событий, вновь приложился к желанному кувшину с плескавшимся красным вином, что с каждым новым днем теряло яркость вкуса. Затем, ощутив возбуждение в набухшем уде, он растолкал спящую ночную спутницу, и бесцеремонно запихнул член в ее рот, заставив ту инстинктивно сжать горло и раскрыть ноздри. Словно хозяин, каковым он и являлся в данный момент, Ральф обхватил женскую шею и начал совершать фрикции, пребывая в спутанных мыслях, неприятно кишащих в его голове. Отстраненно излившись, и сетуя на отсутствия былого наслаждения, Вейссер приказал куртизанке исчезнуть — все вопросы оплаты ее «труда» надлежало решить Швабсу.
Исполнительный слуга не подвел и на сей раз — потратив пару дней, он сумел отыскать десяток парней, готовых за пластины преступить законы, как городские, так и моральные. Ральф, подгоняемый зудом справедливости, искаженной в его туманном сознании, настоял на немедленной отправке впопыхах сколоченной группы мстителей в Рейнель. Глаза Швабса выражали немую обеспокоенность, и, пожалуй, в этой ситуации слуга являлся наиболее рассудительным участником. Траверс, практически, лишился и без того отнятого его положением дара речи, будучи не в силах осознать масштабы глупости предка. Ситуация не только казалась, она являлась вопиющим и дистиллированным примером эталонного пьяного бреда! Обрушив дело семьи за несколько месяцев, тупорылый Ральф без лишних размышлений ставил под удар само существование фамилии Вейссеров — его месть могла низвергнуть горькое перемирие в пламя скоротечной уличной войны, что оказалось бы совершенно неприемлемо для спокойного и делового Рейнеля. К тому же, сейчас Шлиссеры находились на пике могущества и легко могли, попросту, раздавить остатки благосостояния Вейссеров, прихлопнув их, подобно упитанной мухе. Вместо того чтобы приползти домой на коленях и, боясь поднять глаза к ликам родных, вымаливать прощение, дабы в скором будущем стать для обедневшей семьи защитой, Ральф, словно безумец, прикладывал усилия для фатального усугубления положения. Сейчас, когда его родные пытались освоиться в среде куда более мелких торговцев, которые с готовностью падальщиков набросились на уязвимых недавних воротил, статус Ральфа, как городского рыцаря мог действительно спасти семью от нападок. Одно появление сильного воина, облаченного в зеркально отполированные латы, наравне с возможностью вызова на суд чести, было способно охладить пыл почти любого конкурента или недоброжелателя из той мещанской среды. Однако зашкаливающий инфантилизм и откровенно глупая гордыня Ральфа с готовностью подталкивали его к решениям, что вызовут поистине жуткие последствия.