Позади Ральфа стоял Швабс — парень впервые находился на поле сражения в качестве военного слуги, и непрестанно перебирал пальцами по древку длинного топора, будучи не в силах справиться с обуявшей его нервозностью. Однако Ральф не мог винить давнего спутника — перед таким противником легко мог струхнуть и куда более тертый солдат. По меркам прошлого Твердыни, жители Вейтендайля считались весьма рослыми — сытость, веками укоренившаяся за Северным Каналом, позволяла людям достигать физических кондиций, уступающих, пожалуй, лишь жителями долин среди южных гор. Однако любой северянин довлел над тщедушными в сравнении с ними защитниками двухметровой грудой мускулов, жира и доспехов из дрянного железа. Дабы иметь возможность низвергнуть такую злобную тушу оземь, воины Вейтендайля использовали могучее древковое оружие, одинаково хорошо пробивающее пластинчатые доспехи знати с равнины южнее, и с аппетитным хрустом ломавшее толстые кости морских налетчиков. Подтверждая давние традиции военного ремесла своей родины, Ральф успокоил сильные руки на древке массивного хальберда, неслышно тянувшего песнь зова крови внутри стальной боевой части.
Покой Ральфа был обусловлен не только принятием доли городского рыцаря — годы тренировок выковали характер и уверенность в бою, что теперь отзывалось мерным биением сердца, отвергавшего предательскую панику. Траверс, способный полностью погрузиться в ощущения предка, неожиданно сравнил данное состояние с безусловным подчинением коллективных насекомых феромонному призыву королевы. Пьянящие сигналы из самой низкой, животной прослойки естества, заставляли сотни мужчин безропотно и покорно формировать непреодолимый строй для защиты родного «улья». Возможно, светлые умы и задавались мучительным вопросом, что с такой фанатичной настойчивостью ищут здесь северяне, раз в несколько лет собиравшиеся в безнадежные налеты, кои всякий раз оборачивались сотнями изувеченных трупов с обеих сторон. Свет тех разумов тонул в бликах полированной стали доспехов, не позволяя достичь истины — так было заведено испокон веков.
Ни разу поле предстоящей битвы не слышало рассудительных речей, что истекали от послов обеих сторон, пытавшихся предотвратить эту заведенную до предела круговерть кровопролития. Уроборос всякий раз начинал пожирать окончание собственного тела, и строи сходились — острые наконечники пик хищно подрагивали, предвкушая упругую, но такую податливую человеческую плоть. Виток спирали извечного противоборства миновал, и северяне двинулись на плотный строй защитников Вейтендайля — лес древок наклонился вперед, ограждая смелых мужчин от животной агрессии чужаков. Нападавшие не знали «правильного» строевого боя, хаотично устремляясь на врага. Упивавшиеся своей мощью дикари надменно считали всех южан ничтожными дохляками и наслаждались, когда их булавы крошат шейные позвонки и обрушивают плечевые кости десятками осколков. Огромные мужчины, облаченные в длинные кольчуги из крупных и непривычно мягких колец, слишком быстро теряли выносливость, поэтом главной задачей вейтендайльцев являлось сдерживание первого натиска — дальше будет легче.
Хальберды стремительно опускались на шлемы врага не жалея древок — в скоротечном бою с настолько опасным противником шанс нанести второй удар мог не представиться. Дрянное железо примитивных шлемов, которые бы побрезговали носить и нищие ополченцы Кельдхоффа, не спасало северян от мощи закаленных топоров, с готовностью проминаясь и расходясь рваными отверстиями. Десятки пик жалили северян всем весом воинов, навалившихся на судорожно сжатые древки. Устремляясь в уязвимые места, острия наносили множество опасных и жутких ран, проникая к вожделенным внутренним органам. Ральф находился на рассыпавшейся в грохоте кромке сражения — недаром городские рыцари считались элитой ополчения и доблестно встречали опасность развернутой грудью, облаченной в надежные латы. Широкие нащечники, крепившиеся к дорогому массивному оголовью, почти не лишали мужчину обзора, при этом позволяя относительно свободно дышать. Швабс уже несколько раз чувствительно опустил древко на левое плечо господина — перепуганный парень что есть мочи лупил топором по толстым рукам северянина, которого толкали вперед обезумевшие от ярости соратники сзади. Ральф словно в замедлении увидел, как в результате такого удара наудачу булава выпала из железной хватки северянина — два пальца задорно отлетели от кисти, а пара оставшихся трогательно болтались на растянутых лоскутах кожи. Разъяренный гигант, казалось, не заметил потери и широко замахнулся на Ральфа грубым щитом, однако сразу же получил острие хальберда под опрометчиво поднятую руку — сталь с наслаждением раздвинула ребра и, оставляя на желтоватой кости глубокие борозды, разорвала легкое. Вейссер дернул древко обратно и сразу прижал подбородок к груди — спустя мгновения рыцарь принял тяжелый и протяжный толчок щитом, лишенный значительной части разрушительной силы. Отринувший всякое самосохранение северянин, бросая вызов самой смерти, вновь широко размахнулся, полностью открывшись — Ральф не успел подать сигнал мышцам, как рефлексы сами выбросили поющий хальберд в лицо врага. Твердая сталь легко сокрушила лицевые кости, попутно разрывая глаз — на острие брызнула жидкость, и мозг северянина получил глубокую, узкую рану, ставящую скорбную точку в его скотском существовании.