— Приберётесь тут потом сами, — бросил я взгляд на забившегося в угол бармена. — И мне нужна чистая рубаха, быстро.
Штаны тоже выбросить придётся, но до Академии и так дойду. На зелёном кровь не очень уж заметна. А вот бледно-синяя рубашка выглядит так, будто я в ней свинью разделывал, а потом жрал сырой.
— Да где ж я возьму, ваша милость, — проскулил бармен, повысив меня в статусе.
М-да, его-то собственная одежонка мне не подойдёт, мелковат мужичишка.
— Тут за углом кузен мой живёт, вашбродь, — подал голос мой будущий поставщик пыльцы. — Портной он. И лавка его там же. Не соблаговолите?
— Веди, — кивнул я. — И пакеты прихватить не забудь. Как там тебя?..
— Федя я, если вам угодно, вашбродь.
— Для тебя — господин Соловьёв, — поправил я. — Пошли.
Зашли мы в лавку с чёрного хода. Выходить на улицы в таком виде, будто с бойни, я не рискнул, так что прошли проулками. Зато хозяин лавки такому явлению не удивился. Пока меня не представил Федя:
— Это его благородие господин Соловьёв! Подыщи ему подходящую по статусу одёжку, Мишка.
— А где енто благородие так в кровяке перемазалось? — недоверчиво фыркнул Мишка. — Али девок гулящих резать изволили, да с собой одну приволокли?
— Резал слишком длинные болтливые языки, — огрызнулся я. — Есть у тебя рубаха моего размера или нет?
А Федя без долгих раздумий просто двинул кузену в ухо.
— Молчи, дурак! — прикрикнул он. — И перед леди повинись!
«Леди» тем временем поигрывала призванными алыми клинками, что стало наиболее убедительным аргументом.
Портной что-то неразборчиво пробормотал и метнулся в подсобку. Откуда вскоре вернулся с большой пыльной коробкой в руках. Так, что за нафталиновую древность он мне приволок? Он отбросил в сторону пыльную крышку, а добравшись до содержимого, я присвистнул.
Серебристая рубашка, очень мягкая и приятная на ощупь, с имитацией пуговиц, но надевается через голову. Штаны из того же материала. Но больше всего поразил лежащий на дне коробки плащ. Вроде кожаный, но очень лёгкий.
— Пошит из крыльев мантикоры, — заметив мой интерес, вякнул портной.
— Да не бреши, Мишка! — гаркнул на него Федя. — Откудова у тебя этакая роскошь?
— Так, того, — замялся портной. — Заказ был. Один старик приходил. Для внука, говорил. Он и материал принёс. А потом, как забирать пришёл, то того. Сердечный удар, прям на пороге. Вот вам крест!
— А рубашка и штаны из чего? — поинтересовался я.
— Так паучий шёлк, — удивился портной. — Лёгкий, но даже ножом этак сразу не пробить. С вас тысяча…
Алый клинок застыл у его горла.
— … Благодарностей, как носить будете, так добрым словом меня помянете непременно, — зачастил портной. — И ежели внук старика того придёт, так я на вас сошлюсь.
— Благодарю, — кивнул я. — Раз. Осталось девятьсот девяносто девять. Года три тебя поминать стану, если не врёшь.
Паучий шёлк и крылья мантикоры… Пауки тоже вряд ли обычные имеются в виду. Какие-нибудь гигантские пауки-людоеды, а паутиной своей в коконы людей заматывают, чтобы потом сожрать. По любому. Но мне плевать, шмотки-то вправду хороши.
Я быстро переоделся, не забыв переложить всё из карманов.
— Что ж, Михаил. Закупайся хорошими тканями, зелёного цвета. Всем сокурсникам в Академии порекомендую у тебя форму шить. От заказов устанешь. У нас там, знаешь ли, что ни Прорыв, так кителю или штанам кранты.
— Ваша милость, — раззявив рот от удивления, еле выдохнул портной, напрочь забыв, что я благородие, а не милость. — Да я… По гроб жизни…
— По гроб жизни меня даром обшивать будешь, — кивнул я, похлопав его по плечу. — Да, Михаил, договорились.
Когда мы вышли на улицу, Федя принялся неудержимо ржать.
— Ну вы даёте, вашбродь. И впрямь в бизнесе сильны. Мишку, рвача этакого, и на халяву обшивать поставить. Да и плащ того, не хухры…
— Да, Федя, — кивнул я. — Держись меня, через несколько лет тоже станешь в паучьем шёлке ходить. Но пыльцу чтоб на сторону не вздумал продавать. Иначе вот эта милая леди нашинкует тебя на фрикасе.
Не знаю, чего он испугался больше, самой угрозы или незнакомого слова. Но быстренько с нами распрощался, передал пакеты с пивом Петре и сбежал. А мы направились в Академию.
— И что это? — скривилась Варвара, глядя на Петру.
— Это кто, — поправил я. — Знакомьтесь. Это Варвара Юсупова, моя соседка по комнате и подруга. А это Петра… Э-э…
— У меня нет фамилии, — сообщила она. — Я теперь твоя собственность, Демьян. Твоя вещь. А вещам фамилии не положены.
Она как-то странно моргнула, будто опустила вторые прозрачные веки, отчего её глаза снова сделались белыми.
— Нечисть белоглазая, — закатила глаза Варвара. — Демьян, что ты тащишь в дом…
— Кого, — перебил её я, снова поправив. — Не строй из себя сварливую жену. И будь гостеприимна.
— Хорошо, — подняла руки Варвара. — Пусть эта Петра Белоглазая чувствует себя как дома. А вот ты… Тут твои подружки заходили, искали тебя. Сказали, тебя ректор вызвала. И ты пропал! Совсем дурной? Не мог зайти и сказать, что всё нормально. О…
Последний звук относился к тому, что Петра непринуждённо расстегнула единственный крючок на камзоле, скинула его с плеч, повесив на спинку стула, а сама полезла в холодильник. Нагнувшись при этом так, что из-под юбчонки засветились белые кружевные трусики.
— Что? — обернулась она. — Ты же сказала, чувствовать себя, как дома. Или…
— Ой, да на здоровье, — отмахнулась Варвара. — Кого тут удивишь голой грудью, да, Демьян? А я завидую просто. Вот как начну Демьяна пыльцой натирать, тоже такое вымя себе отращу! И сделай бутербродов на всех!
Сама Варвара прошла к тумбочке, включила чайник и достала чашки. Э, не, постойте!
— Не надо чаю, мы ж тут пива принесли, — опомнился я. — Эх, надо было ещё и кружки взять…
— Да вот ещё нашёл проблему, — пожала плечами Юсупова. Прошла к двери комнаты для слуг, приоткрыла и крикнула: — Машка! А ну бегом добудь нам три пивные кружки!
Служанка действительно выскочила из комнаты бегом, даже не глянув в сторону полуголой Петры. Высунувший было любопытный нос Петька вот глянул, но убрался обратно, как только я погрозил ему кулаком.
— А где Петра будет спать? — задумчиво протянул я, наблюдая, как моя рабыня-телохранительница сноровисто строгает бутерброды.
— Мне не требуется сон, — не отрываясь от дела, отозвалась она. — Но хорошо бы какое-нибудь кресло, чтобы сидеть было удобно. Хотя могу и на стуле.
— Петька! — рявкнул я. — А ну бегом добудь кресло!
— Да где ж я добуду, ваше благородие? — не высовываясь из комнаты, отозвался слуга. — И дело уже к ночи.
— Иди на третий этаж. В комнату… Тридцать три, — подумав, приказал я. — Скажешь, что кресло для Соловьёва.
Вот это будет потеха. Можно было, конечно, отправить его к Троекуровой и Вежлевой, они-то точно бы кресло отдали спокойно. Но там оно нам ещё может пригодиться. А вот Воронцова и Одоевский… Думаю, тоже не зажмут мебель для меня, побоятся.
— Ну и наглец же ты, Соловей, — звонко рассмеялась Юсупова. — А что там у тебя с Воронцовой, а? Ты решил из всех местных птичек себе стаю сбить? Да ещё и других добавить?
— Птичек? — удивился я. — А ещё-то кто?
— Соколова тебя искала, — вскинула брови Варвара. — Тоже чего-то хотела. И как раз про птичьи фамилии говорила.
— Забудь, — отмахнулся я. — Она дура. И вообще на Одоевского запала. И он на неё. Любви им и деток побольше. И мир заполонят идиоты.
— Вот ты злой, Соловей, — покачала головой моя соседка. — Ну и ладно. А то я уж хотела спросить, не собираешься ли ты и на Орлову позариться.
Я пожал плечами. Вообще без понятия, кто это. И ни на кого я зариться не собираюсь. И так уже перебор. Троекурова, Вежлева, Петра вот… Ещё и ректорша на меня с поцелуями накидывалась. Но это, похоже, пройденный этап, который я упустил, всё досталось настоящему Демьяну. Учитывая, что Петра — дочка ректорши, это будет чертовски странно. Хотя…