— День добрый, красавица! — крикнул он ей, поигрывая ключами от машины, на брелоке которых легко можно было рассмотреть логотип брендовой марки.
— Здравствуйте! — ответила та. Ее совсем не заинтересовал ни дорогой костюм от Версаче, ни логотип баснословно дорогой иномарки, ни, пожалуй сам Роман, приблизившийся к ней совсем близко.
— А что это у вас тишина такая на улице, будто вымерли все? — спросил Рома, оглядев пустые улицы. На самой большой из них кое-где валялись обрывки газет, пару пустых бутылок. Вдалеке, в тенечке высоченных тополей притаился полицейский уазик, раскрашенный еще в тот самый старый желтый свет, бороздящий, видимо, просторы Шаровки еще со временем СССР.
— Так с майдана все по домам и разошлись. Нынче у нас ходить по улицам небезопасно, — просто ответила девушка, закурив еще одну тонкую сигарету. — А вы наверное не местный? Я местных практически всех знаю… — похвасталась она.
— Угадали! — подмигнул Роман ей. — Я из Харькова.
— Я тоже там училась…
— И работаете здесь? — он критически оглядел скромное здание ларька.
— А что делать? В селе работы нет…Только так и перебиваемся. Может скоро туристы повалят, вот тогда заживем. Говорят какой-то олигарх купил наш Белый лебедь за двести миллионов …Теперь хочет там устроить экскурсии и дорогую гостиницу. Только вряд ли у него это получится… — грустно заметила она.
— Это еще почему? — нахмурился он.
— Проклятое место там…И Шаровка из-за этого страдает…
— Проклятое? — переспросил Чухненко, вспомнив, как Леопольд Кенинг, не прикасаясь, уложил его на землю, заставив визжать от боли.
— Монстр там живет. У него раз в году гон начинается….Еду требует! Вот смерти и…Ой, — спохватилась она неизвестно от чего. — Совсем я с вами заболталась. Мне еще товар пересчитывать.
Тема монстра из Белого лебедя оказалась для девушки запретной. Поняв, что новому в селе человеку сболтнула лишнего, девушка пошла на попятную.
— Покупать что будете? — строго спросила она, уже открыв окошко ларька, заклеенное изнутри этикетками рошеновского шоколада.
— Да я собственно спросить… — замялся Роман. — Мне надо найти одного человека — Михалыч…кажется…
— О! Так это вам по той улице и направо крайний дом, — узкая худенькая ладошка высунулась из окна, указав куда-то в проулок, заросший густыми кленами, — у него еще синие ворота.
— Спасибочки! — улыбнулся Чухненко, собираясь уже уходить, но был снова остановлен подсказкой девушки.
— Только на своей машине туда не пробуйте и ехать! Там колдобины одна глубже другой. Всю подвеску оставите. Вы бросьте ее тут. Я пригляжу, а у нас в селе воров нет.
Роман с сомнением поглядел на замызганный ларек, полицию, крутящуюся где-то поблизости, и все-таки решился.
— Спасибо!
Быстрым шагом пошел по проулку, мимоходом отметив, что девушка-продавщица все-таки была права. Асфальт здесь исчез, как явление еще лет тридцать назад. В огромной прямо посреди дороги яме плескалась грязная черная жижа, по обочине кудахтали курицы, важно бродящие по первой зеленой травке, что-то с умным видом выбирающие среди мелких щеп и кусочков обычного мусора.
Синие ворота он разглядел издалека. Они были самые обычные, прямоугольные, за ними высился крытый навес, под которым угадывались контуры «нивы» — первого советского внедорожника, красная краска на которой с трудом угадывалась сквозь плотный слой грязи, залепившей машину по самые стекла.
Во дворе была ручная колонка. Яркие деревянные окна, выкрашенные в голубой цвет, вызывающе смотрели на улицу белыми в красный легкомысленный цветочек занавесками. Забор был старый, собранный из бывшего в употреблении шифера. У забора узкая скамейка с высокой гнутой спинкой. Во дворе слышался гулкий звук ударов и негромкое уханье, треск и снова удар. Роман огляделся повнимательней и рассмотрел на заднем плане за домом небольшую баньку, для которой Михалыч и колол дровишки.
— Добрый день! — громко прокричал он, затарабанив в ворота.
— Чего стучишь? Иду я, иду… — ворчливо закричали во дворе в ответ. Забрехала заливисто и звонко собака, рванувшись из неприметной будки у самого крыльца. Скрипнули воротца. Михалыч был крепкий седовласый мужчина средних лет. Его натруженные руки пестрели канатами вен и буграми мышц. Лицо, украшенное аккуратными усиками, было простое и открытое. Ни тени одутловатости или похмельного синдрома. Вполне себе крепкий мужик, скорее всего отставник, который не курит и не пьет и в свои пятьдесят даст фору любому молодому, потому что за ним как за каменной стеной. Михалыч был раздет по пояс, в руках, словно ненароком забытый топор, который и положит некуда и держать неудобно. Под левой грудью Роман успел рассмотреть группу крови и резус-фактор. Значит все-таки бывший военный…Только…Афган? Да! Скорее всего, да и по возрасту подходит идеально. С другой стороны груди размазанной заклепкой белел неровно зашитый шрам от пулевого ранения, что подтвердило косвенно догадки Чухненко про отставника.