Значит он не верит, что попал…Значит готов выстрелить!
— Вот ты какой…Шаровский маньяк… — произнес Михалыч, рассматривая длинный упругий хвост, торчащий из-под пса, острые когти впившиеся почти по локоть в тело собаки и шишкастую голову с закрытыми глазами. Длинный нос, уткнулся куда-то в шею Барину, глаза были закрыты, кажется, чудовище не дышало.
— Тварь этакая… — он наклонился поближе, стягивая тяжелую тушу верного волкодава в сторону. Оно почувствовало облегчения, будто тяжелый камень сняли с нее. Захотелось вдохнуть полной грудью, протолкнув по сосудам кровь к замершему сердцу.
— Живучая…Сколько лет тебя искали?! Сколько жизней ты забрала, чтобы сберечь свою!
Он был совсем близко. Запах пота, такой же как на лоскуточке ткани, оставленном неизвестным благодетелем в ларьке, резко ударил в нос.
— Барина сгубила…
Лапа безвольно потащилась вместе с телом собаки куда-то в сторону, не желая выходить, зацепившись за поломанные сильнейшим ударом ребра.
— Зацепилась… — Михалыч наклонился, чтобы поправить лапу, но тут чудовище открыло глаза. Они встретились взглядами, и мужчина чуть не закричал от ужаса. Вместо зрачков у шаровского монстра было огромное белесое пятно, оскаленная пасть с несколькими рядами острозаточенных зубов. С шумом оно втянуло в себя воздух, а следующим движением вырвала лапу из плена сломанных песьих ребер. Ружье было слишком далеко, чтобы бросаться за ним. Огромной силы удар опрокинул Михалыча навзничь. Острые когти прошлись по груди, распарывая хлопчатобумажную майку и загорелую кожу. Брызнула кровь, заливая вытянутую морду шаровского монстра.
— Ой, б. ть! — закричал мужчина, хватаясь за порез.
Но исход схватки был уже предрешен. В одну секунду чудовище оказалось стоящим на всех четырех лапах. Пасть оскалена. Резко повела головой, словно разминая затекшие позвонки. Обтянутое бледной кожей, поросшей жесткой серой шерстью тело напряглось, готовясь к прыжку.
— Ну что ты? — закричал ей Михалыч. — Убей! Ты же только за счет этого и живешь столько лет! Убей! И тогда может быть просуществуешь до следующего лета! А стоит ли такая жизнь смерти чужих людей? Посмотри, на кого ты…
Жажда…Подогнутые задние лапы, будто пружина распрямились. Оттолкнувшись от земли, чудовище взмыло вверх. Мощным ударом опрокинуло Михалыча на землю и вгрызлось в его беззащитную шею, с наслаждением осушая его до дна. Оно проталкивало в пересохшее горло крепкую выдержанную кровь глубокими глотками, рвало когтями его тело, ломая кости сильными ударами крепких лап. Жажда…Она сильнее всего на свете! Она сводит с ума, заставляя во время гона выходить на охоту. Удовлетворенно урча, оно уже наслаждалось самим процессом, полностью утолив голод. На вкус Михалыч был чудесен.
— Ррр… — лежащий рядом пес смотрел на весь этот кошмар пустыми мертвыми глазами, укоризненно скалясь.
— Саш, кажется это здесь! — совсем недалеко раздался женский звонкий голос. Монстр услышал чьи-то быстрые шаги по тропинке, ведущей к дому.
— Надо спешить! Яна, ты же уже не на каблуках?! Давай быстрей!
— Это не значит, что я должна бегать, как Усейн Болт!
— Сюда!
Шаги были совсем близко. Можно было напасть, но жажда утолена. Голод наступит только завтра. Пора уходить. Чудовище подняло окровавленную пасть от останков Михалыча, повернулось к дороге, чутко прислушиваясь. Надо уходить…Иначе ее в конце концов поймают, а усилия неизвестного благодетеля пойдут прахом. Уходить… Иначе все зря…И тогда, и сейчас…Надо бежать.
С сожалением, посмотрев на труп своего врага, одним прыжком оно оказалось возле заднего двора. Быстро отталкиваясь лапами, длинными прыжками, шаровский монстр скрылся в прибрежной посадке. И только еле заметное шевеление листвы указывало тропу, по которой он скрылся. Двор опустел. Только курица, выглянувшая из-под сарая, быстро перебежала к своим товаркам, спрятавшимся в погребе.
Глава 13
— Ян, давай быстрей! — от чего-то меня гложили самые нехорошие предчувствия. Что-то внутри меня, внутри моего сердца, мозга гнало вперед, заставляя ускорить шаг. Красовская безбожно отставала, кляня на чем свет и Шаровку с ее долбанными дорогами, Заславского, который нас сюда послал и маньяка вместе с его жертвами.
Нужный дом стоял на отшибе, на самом краю улицы. Видимо, Михалыч любил уединения, тяготясь своими соседями. Звенящая тишина ударила по ушам. Даже лай собак, сопровождавший нас всю дорогу умолк. Я слышал, как ветер гоняет пустую консервную банку по щербатому асфальту, как шелестит листва под его особенно сильными порывами. Под ложечкой неприятно засосало. Я остановился, как вкопанный, метрах в двадцати от ворот нужного нам дома.