– Габи, я Эрик. Ты меня узнаешь? Скажи что-нибудь. Что с тобой, милая?
– Накачалась наркотиком, больше ничего, – сказал я. Вы ее сейчас не теребите. Отвезем сперва домой. Берите под эту руку, я – под ту. Идти она может. Если на кого-нибудь наткнемся, знайте себе идите, я сам разберусь. Пошли.
Никто нам не встретился. Мы добрались до лифта, спустились на первый этаж и вышли через вестибюль на улицу, не увидев ни души.
На углу в «крайслере» нас ждал Мики.
– Ты свободен, – сказал я ему.
– Ладно, пока. – И он ушел.
Габриэлу мы усадили между нами, и Коллинсон завел мотор. Мы проехали три квартала. Тогда он сказал:
– Вы уверены, что ее надо везти домой?
Я ответил, что уверен. Он замолчал, а еще через пять кварталов повторил вопрос и добавил что-то насчет больницы.
– А может, в редакцию газеты? – огрызнулся я.
Еще три квартала в молчании, и опять началось:
– Я знаю одного врача...
– У меня есть дело, – сказал я. И у себя дома мисс Леггет в ее теперешнем виде будет мне в этом деле полезна. Поэтому она едет домой.
Он насупился и сердито напал на меня:
– Вы готовы ее унизить, опозорить, подвергнуть ее жизнь опасности ради какого-то...
– Ее жизнь в опасности не больше, чем моя и ваша. Просто она немного перебрала какой-то дряни. Сама перебрала. Не я ее угощал.
Та, о ком шла речь, была жива, дышала – и даже сидела между нами с открытыми глазами, – но от происходящего была так же далека, как если бы находилась в Финляндии.
Нам полагалось повернуть на следующем углу. Коллинсон, с отвердевшим лицом и устремленным вперед тяжелым взглядом продолжал ехать прямо и довел скорость до семидесяти километров.
– На следующем углу поверните, – приказал я.
– Нет, – ответил он и не повернул. На спидометре было восемьдесят, и прохожие уже поворачивались нам вслед.
– Ну? – сказал я, выпрастывая руку, прижатую к боку девушки.
– Мы едем по полуострову на юг, – твердо сказал он. – В таком состоянии она домой не вернется.
– Вот что? – проворчал я и быстро потянулся к приборному щитку. Он отбил мою руку и, держа руль левой, выставил правую, чтобы помешать мне, если я попытаюсь еще раз.
– Не надо, – предостерег он, увеличив скорость еще на десяток километров. – Вы знаете, что с нами будет, если вы...
Я обругал его, пространно, с досадой, от души. Он повернул ко мне лицо, полное праведного негодования – видимо, мои слова были не из тех, что приличны в обществе дамы.
И этого оказалось достаточно.
Голубой седан выскочил из поперечной улицы перед самым нашим носом. Коллинсон уже вернулся к своим водительским обязанностям и от столкновения уйти успел – только не успел сделать это аккуратно. От седана мы прошли сантиметрах в пяти, но нас занесло. Коллинсон сделал все, что мог, он попытался удержать машину, вывернул в сторону заноса, но в дело вмешался бордюрный камень. Высокий и твердый, он не пожелал посторониться. Мы налетели на него боком и опрокинулись как раз на фонарный столб. Столб переломился и грохнулся на тротуар. Открытый «крайслер» выбросил нас у его основания. Из сломанного столба с шумом вырывался светильный газ.
Коллинсон с наполовину ободранным лицом пополз на карачках выключить зажигание. Я сел и поднял на себе девушку: она лежала у меня на груди. Правая рука и плечо у меня не действовали, онемели. Девушка всхлипывала, но никаких повреждений, кроме неглубокой царапины на щеке, я у нее не увидел. Амортизатором ей послужило мое тело. А о том, насколько хорошо оно послужило, свидетельствовали боль в груди, в животе, в спине и непослушная рука. Прохожие помогли нам подняться. Коллинсон стоял, обняв девушку, и умолял ее ответить, жива ли она, и так далее. Удар отчасти привел ее в чувство, и тем не менее она не понимала, что с нами случилось. Я подошел, помог Коллинсону держать ее – хотя ни он, ни она в этой помощи не нуждались, – и горячо обратился к разбухавшей толпе:
Нам надо отвезти ее домой. Кто может...
Свои услуги предложил низенький толстяк в брюках гольф. Мы втроем забрались к нему на заднее сиденье, и я назвал адрес. Он заикнулся о больнице, но я сказал, что ей надо домой. Расстроенный Коллинсон даже не вмешивался. Через двадцать минут мы подъехали к дому Леггетов и извлекли девушку из машины. Я долго рассыпался в благодарностях, чтобы толстяк не вздумал проводить нас в дом.
6. Беглец с Чертова острова
Дверь в дом Леггета, да и то после второго звонка, нам открыл Оуэн Фицстивен. Никакой сонливости в его глазах не было: если жизнь казалась ему интересной, они всегда возбужденно поблескивали. Зная, какие события могут его заинтересовать, я понял – случилось что-то необычное.