Машина Фицстивена стояла перед гостиницей. До дома полицейского было всего семь кварталов. Парадная дверь оказалась открытой. Вернон постучал в косяк на ходу, приглашения мы дожидаться не стали.
Коттон встретил нас в передней. Глаза у него были круглые и налиты кровью, лицо – застывшее и белое, как мрамор. Он попытался что-то сказать, но слова не проходили сквозь стиснутые зубы. Кулаком, сжимавшим коричневую бумажку, он показал за спину, на дверь.
Через дверной проем мы увидели миссис Коттон. Она лежала на синем ковре. На ней было голубое платье. Горло – в темных кровоподтеках. Губы и вывесившийся, распухший язык были темнее кровоподтеков. Глаза, широко раскрытые, выпученные, закатились под лоб – мертвые глаза. Я прикоснулся к руке, она была еще теплая.
Коттон вошел за нами в комнату, сжимая в кулаке коричневую бумажку. Это был неровно оторванный кусок оберточной бумаги, с обеих сторон исписанный нервными, торопливыми карандашными каракулями. Карандаш был мягче, чем на записке, полученной Фицстивеном, а бумага темнее.
Коттон стоял рядом со мной. Я взял у него бумажку и быстро прочел, пропуская ненужные слова:
«Ночью пришел Уидден... сказал, что муж за ним гонится... свалил на него убийство Коллинсона... я спрятала его на чердаке... говорит, если не скажу, что он был здесь в пятницу ночью, он пропал... если не скажу, его повесят... когда пришел мистер Вернон, Харви сказал: убью, если не скажешь... я так и сказала... но в ту ночь его здесь не было... я тогда не знала, что он виноват... потом сказал... пробовал увезти ее в четверг ночью... муж чуть не поймал его... пришел к нам в отделение после того, как Коллинсон отправил телеграмму, и прочел ее... зашел за ним и убил... уехал в Сан-Франциско, пил там... решил все равно похитить... позвонил человеку, который ее знал, чтобы выведать, с кого требовать деньги... был пьяный, толком говорить не мог... написал письмо и приехал обратно... повстречал ее на дороге... отвез за Тупой мыс, там бутлегеры раньше прятали ром... плыть на лодке... боюсь, что убьет меня... запер на чердаке... пишу, пока он внизу собирает еду... убийца... не буду ему помогать... Дэйзи Коттон».
Пока я читал, пришли шериф и Ролли. Лицо у шерифа было такое же белое и застывшее, как у Коттона.
Вернон оскалил зубы и зарычал Коттону:
– Это вы писали...
Фини выхватил у меня бумажку, взглянул на нее, помотал головой и хрипло сказал:
– Нет, это ее рука, точно.
Коттон лепетал:
– Нет, клянусь Богом, не я. Пакет я ему подбросил, признаю, но это все. Пришел домой, она лежит мертвая. Клянусь Богом!
– Где вы были в пятницу ночью? – спросил Вернон.
– Здесь, следил за домом. Я думал... я думал, он сюда... Но в ту ночь его здесь не было. Я караулил до рассвета, а потом уехал в город. Я не...
Последние его слова заглушил рев шерифа. Шериф махал запиской покойницы. Он ревел:
– За Тупым мысом! Чего мы ждем?
Он кинулся из дома, мы – за ним. Ролли повез Коттона к берегу на своей машине. Вернон, шериф и я поехали с Фицстивеном. Всю недолгую дорогу шериф плакал, и слезы капали на автоматический пистолет, лежавший у него на коленях.
На пристани мы пересели на бело-зеленый катер, которым правил румяный русоволосый парень по имени Тим. Тим сказал, что тайных бутлегерских складов под Тупым мысом не знает, но если там есть такой, он найдет. Катер у него шел с хорошей скоростью, но Финн и Коттону этого было мало. Они стояли на носу с пистолетами наготове, напряженно смотрели вперед и каждую минуту кричали Тиму, чтобы он прибавил.
Через полчаса мы обогнули закругленный выступ, звавшийся Тупым мысом, и Тим, сбросив скорость, повел катер ближе к высоким, острым камням, тянувшимся по самому урезу воды. Теперь мы смотрели во все глаза – глаза скоро заболели от напряжения и полуденного солнца, но мы продолжали смотреть. Два раза скалы на берегу расступались, и мы видели бухточки, с надеждой заходили туда, но обнаруживали, что это тупики, что они никуда не ведут и тайников тут быть не может.
Третья бухточка выглядела еще безнадежней, но теперь, когда Тупой мыс остался довольно далеко позади, нельзя было пропускать ничего. Мы вошли в бухточку, однако, приблизившись к берегу, решили, что она тоже глухая, и велели Тиму двигаться дальше. Пока паренек разворачивал катер, нас отнесло еще на метр в глубину бухты.
Коттон перегнулся на носу и закричал:
– Вот оно!
Он показал пистолетом на берег бухточки. Катер снесло еще на полметра. Вытянув шеи, мы разглядели, что сбоку от нас вовсе не берег, а высокий, узкий, зазубренный выступ скалы, отделенный от берега несколькими метрами воды.
– Правь туда, – скомандовал Фини.