– Мексиканка ходит с пером, – любезно сообщил он.
– Да?
– Да. Я им шкурил лимоны, чтобы вонь отбить в твоем уцененном джине – или ты взял его напрокат, и хозяин знал, что он вернется, – все равно пить его никто не сможет? Ножичек сантиметров десять – двенадцать, нержавеющей стали, так что, когда она воткнет его тебе в спину, ржавчины на майке не останется. Я не мог его найти и спросил ее; она, натурально, сказала, что ничего не знает. Но поглядела на меня как-то по-другому, не как на отравителя колодцев, а поскольку с ней такое в первый раз, я понял, что она и взяла.
– Хорошо соображаешь, – сказал я. – Ладно, приглядывай за ней. Она не очень нас любит.
– Мне приглядывать? – Мики ухмыльнулся. – Я думал, каждый будет сам оглядываться, тем более что зуб она точит в особенности на тебя, значит, тебя, скорее всего, и подколет. Что ты ей сделал? Не такой же ты дурак, чтобы надсмеяться над чувствами мексиканской дамы?
Остроумным мне это не показалось; впрочем, я мог и ошибиться.
Арония Холдорн приехала под самый вечер на «линкольне», и негр-шофер завел сирену еще у ворот. Когда она взвыла, я сидел у Габриэлы. Беспардонный сигнал, по-видимому, сильно подействовал на ее натянутые нервы, и она чуть не выскочила из постели от ужаса.
– Что это? Что это? – взвизгивала она, стуча зубами и дрожа всем телом.
– Тихо, тихо, – успокаивал я. Из меня уже выработалась неплохая сиделка. – Просто автомобильный гудок. Гости. Сейчас сойду вниз и спроважу.
– Вы никого ко мне не пустите? – умоляюще спросила она.
– Нет. Лежите смирно, скоро вернусь.
Арония Холдорн стояла у лимузина и разговаривала с Макманом. В сумерках, между черным манто и черной шляпой, лицо ее было тусклой овальной маской – и только светящиеся глаза казались живыми. – Здравствуйте, – сказала она и протянула руку. Голос у нее был такой, что по спине у меня проходили теплые волны. – Я рада, что миссис Коллинсон на вашем попечении. И ей и мне вы были надежным защитником – мы обе обязаны вам жизнью.
Все это было чудесно, но такое я уже слышал. Я скромно отмахнулся от похвалы и упредил ее первый ход:
– Мне жаль, но она не сможет вас принять. Ей нездоровится.
– А-а, мне так хотелось увидеться с ней, пусть на минутку. Вы не думаете, что это улучшит ее самочувствие?
Я ответил, что мне самому жаль. Она, по-видимому, приняла это как окончательное решение, однако сказала:
– Я специально приехала из Сан-Франциско, чтобы повидать ее.
Я ухватился за этот повод:
– Разве мистер Эндрюс вам не сказал... – и повесил начало фразы в воздухе.
На это Арония Холдорн не ответила. Она повернулась и медленно пошла по траве. Мне не оставалось ничего другого, как пойти рядом с ней. Сумерки сгущались. Когда мы отошли от машины шагов на пятнадцать, она сказала:
– Мистеру Эндрюсу показалось, что вы его подозреваете.
– Он не ошибся.
– В чем вы его подозреваете?
– В манипуляциях с наследством. Учтите, я в этом не уверен, а только подозреваю.
– На самом деле?
– На самом деле, – сказал я, – больше ни в чем.
– Да? По-моему, и этого вполне достаточно.
– Для меня достаточно. Не думал, что и для вас тоже.
– Простите?
Мне не нравилось, как у меня развивается разговор с этой женщиной. Я ее опасался. Я сгреб известные мне факты, подсыпал сверху догадок и прыгнул с этой кучи в неизвестное:
– Освободившись из тюрьмы, вы позвали Эндрюса, вытянули из него все, что он знает, и, уяснив, что он мудрит с деньгами барышни, воспользовались этим, чтобы запутать следствие и навести подозрение на него. Наш старикан имеет слабость к прекрасному полу: легкая пожива для такой женщины, как вы. Не знаю, что вы собираетесь с ним делать, но вы завели его, а потом навели на него газетчиков. Ведь это вы, я думаю, шепнули им о его непомерных тратах? Бесполезно, миссис Холдорн. Бросьте. Ничего не выйдет. Да, вы можете его раззадорить, подстрекнуть на противозаконные поступки, втравить в поганую историю: он и сейчас сам не свой, так его обложили. Но что бы он теперь ни натворил, за этим не спрячешь того, что натворил кто-то другой раньше. Он обещал привести имущество в порядок и передать наследнице. Оставьте его в покое. Ничего не выйдет.
Мы прошли еще шагов десять, а она все не отвечала. Мы очутились на тропинке. Я сказал:
– Эта тропинка ведет на скалу, с нее столкнули Эрика Коллинсона. Вы его знали?
Она вздохнула судорожно, будто всхлипнула, но голос ее был по-прежнему ровен, спокоен, мелодичен:
– Знала, вам это известно. Зачем вы спрашиваете?