— Уверен, что вы не разделяете его воззрений, — немедленно возразил Бурэй.
Не ответив, отец-настоятель Агронгерр отвернулся от магистра и вновь стал глядеть туда, где располагался лагерь чумных больных. Эта картина явно вызывала в нем тяжелые чувства.
— Отец-настоятель? — забеспокоился Бурэй.
— Не бойся, я не собираюсь открывать ворота Санта-Мир-Абель для жертв чумы, — тихим и печальным голосом ответил Агронгерр. — И у меня нет никакого желания покинуть монастырь и присоединиться к нашему дорогому Фрэнсису. Но я не порицаю этого человека за сделанный им выбор. Нет, я восхищаюсь им. Я не могу присоединиться к нему по одной лишь причине. Потому что…
Здесь Агронгерр умолк и, повернувшись к Бурэю, поглядел ему прямо в глаза.
— Потому что я боюсь, брат. Я стар, и мне осталось жить не так уж много. И я боюсь не смерти. Нет, не ее. Я боюсь розовой чумы.
На это Фио Бурэй хотел резко возразить и назвать Фрэнсиса глупцом. Он хотел заявить, что если церковь одобрит поступок своевольного магистра, то для нее это обернется катастрофой. Однако он счел за благо промолчать. Бурэй не боялся, что Агронгерр заставит других монахов последовать примеру Фрэнсиса или что ему придется отправиться на поле. Фио Бурэй понимал, что долго это не продлится. Брат Фрэнсис все равно умрет, и, наверное, довольно скоро. И тогда, как считал Бурэй, для всех станет очевидно, чем кончаются дурацкие попытки сражаться с розовой чумой.
— Обыкновенный здравый смысл — вот что удерживает вас, отец-настоятель, — спокойно сказал Бурэй.
— Ты так думаешь? — презрительно усмехнулся Агронгерр и покинул стену.
Раздосадованный Фио Бурэй снова повернулся в сторону поля и облокотился на массивный парапет стены. Он увидел Фрэнсиса. Тот, держа в руке камень души, пытался помочь очередной жертве чумы. Бурэй с отвращением покачал головой. Здесь он был полностью не согласен с отцом-настоятелем Агронгерром. Нет, для церкви Фрэнсис служил дурным примером. Он разжигал в простых и невежественных людях уверенность, что в нынешние тяжелые времена церковь должна больше заботиться о них.
Фио Бурэй стукнул кулаком по парапету. Припарки и сироп скоро будут готовы. Только бы не сегодня и не завтра, иначе эта толпа вновь хлынет к воротам монастыря. Нет, Бурэй вовсе не хотел убивать кого-нибудь из больных, хотя, наверное, для них это было бы избавлением от мучений. Но если бунт повторится, Фио Бурэй точно знал, куда будет нацелен его первый удар, будь то рукотворная молния или стрела из арбалета. Он не станет стрелять в этих жалких людишек. Его первый выстрел будет направлен в того, кто внушает им ложные надежды.
— Выполняй! — резким тоном приказал король Дануб.
Герцог Калас не помнил, чтобы король когда-нибудь так обращался к нему.
— Вы рискуете безопасностью трона ради… — все же попытался возразить Калас.
— Выполняй приказ, и немедленно! — перебил его король Дануб. — Не мешкай.
Калас оглянулся на Констанцию Пемблбери.
— Действуй быстро и добросовестно, — сказал король Дануб.
Отношения между двумя друзьями редко принимали столь официальный характер. Калас ударил себя в грудь, показывая, что подчиняется приказу. Затем резко повернулся на каблуках и поспешно вышел. Подковы его сапог гулко ударяли по полу.
Король Дануб взглянул на Констанцию и вздохнул.
— Калас всегда крайне неохотно делает что-либо для церкви Абеля, — сказала она, пытаясь успокоить короля.
Дануб закрыл глаза. Он прекрасно знал причину такого отношения герцога к церкви. Калас не мог простить церковникам смерть королевы Вивианы. Король почувствовал, как начинает погружаться в воспоминания далекого прошлого, и открыл глаза, решительно тряхнув головой. Сейчас не время для воспоминаний. Сейчас королевский долг требует от него защищать Сент-Хонс столь же самоотверженно, как он защищал бы Урсальский замок. Возможно, монахи смогли бы и сами сдержать толпу, готовую пойти на штурм монастырских ворот. Однако государство обязано поддерживать в трудную минуту церковь.
Любые споры сейчас неуместны.
Несколько минут они с Констанцией сидели молча, обдумывая внезапный поворот событий, который вовсе не был таким уж неожиданным.
Снаружи послышался гул взбудораженной толпы, сопровождаемый ударом грома.
— Наверное, они пытаются влезть на стены, — предположила Констанция.
Вскоре крики потонули в грохоте копыт, а еще через какое-то время яростные возгласы сменились стонами и воплями.