Молодая боснийка окликнула его на своем странном языке, протянула корзину со слегка завядшими на густой восточной жаре цветами, видимо, предложив купить. Свен нахмурился, покачал головой и продолжил свой путь. Но уйти далеко не удалось: на этот раз он столкнулся с молодым человеком, который вышел из бакалейной лавки, что-то жуя.
- Да что такое, - мрачно буркнул себе под нос Свен, уступая дорогу юнцу.
В нос ударил густой запах грязи и крови. Свен поднял голову как раз вовремя, чтобы заметить, что парень, до того пялившийся на него из-под спутанной занавеси грязных волос, быстро отвел взгляд и увидел аварию на тротуаре.
Но уже не это волновало Свена. Он оступился и остался стоять, мешая людям пройти. То, что он увидел, повергло его в такой шок, какой он не испытывал, пожалуй, с момента своей смерти.
Парень, с которым его только что столкнула судьба, был, безусловно, вампиром. Об этом в первую очередь говорило то, как интеллигентно он жевал кусок свежего мяса, явно украденного из лавки. Но разве встреча с вампиром могла удивить Свена? Вряд ли. Он видел кое-что другое, и это его очень пугало.
Свен видел осунувшееся бледное лицо парнишки - и вместе с тем это было уже не лицо. Черная воронка, уходящая внутрь себя, будто затягивала все, что находилось вокруг молодого боснийца. В этом уроборосе мелькали лица, плескались, Свен мог поклясться, эмоции, и это не сулило совершенно ничего хорошего.
Свен видел такое впервые, но уже сейчас понимал, что это что-то очень и очень плохое.
Парнишка немного оторвался от него. Выхватил из-под потертого пиджака пистолет и выстрелил дважды. Свен потянул носом потяжелевший от крови воздух и сделал еще несколько шагов, чтобы видеть, что происходит. Женщина в светлом дорогом платье, на котором расползалось алое пятно, перегнулась через борт машины, и ее поспешно укладывали на заднее сидение. Мужчина с залихватскими усами откинулся на спинку сиденья и хрипел, зажимая руками рану в горле, заливающую белый мундир горячей кровью.
У Свена мелко затряслись руки. Водитель рванулся, автомобиль зарычал, соскочил с тротуара и, едва не передавив толпу, рванулся прочь.
На молодого вампира тут же обрушились прохожие. Он бы успел сбежать, но его вырвало прямо на мостовую, и когда он поднял голову, наказания было уже не избежать. Парень дернулся, пытаясь застрелиться из браунинга, который все еще крепко сжимал в руке, но спустя мгновение его рука обвисла плетью. Пистолет упал, загрохотал по битым камням и скользнул под ноги к Свену. Он оттолкнул его в сторону - и это все, что он мог сделать для незнакомого преступника.
Его избивали с хладнокровием и возбуждением неумелых линчевателей. Толпа обрушилась на парнишку с удвоенной силой, стоило мостовой окропиться его черной кровью. Убийца, да еще и вампир - у него не было ни малейшего шанса на долгую и счастливую жизнь.
Когда полицейские, вдоволь насладившись представлением, разогнали разошедшихся людей и подняли парня на руки, тот не подавал признаков жизни, если так можно сказать о вампире. Конечно, от таких травм вампир бы не умер, но по тому, как небрежно его несли, чтобы наверняка кинуть в вонючую камеру, оставшуюся в османское наследие, можно было понять: ему осталось недолго.
Глядя на безжизненно свесившуюся из полицейской хватки руку, сломанную в нескольких местах, Свен запустил пальцы в волосы, тщетно пытаясь постичь происходящее. Его уверенность в том, что нужно остаться, крепла с каждой минутой.
Недовольные прерванной экзекуцией люди расходились с улицы, толкая Свена под локти. Все они были ниже его на голову или две.
Если бы он знал, чем все это кончится, уехал бы прямо сейчас, не задумываясь.
Эдинбург - Монс - Марна, 1914
Раян О’Салливан потому и дослужился до старшего инспектора - несмотря на свою родословную, которая в свете событий последних десятилетий заиграла с совершенно новой, доселе неизведанной и абсолютно неприятной стороны, - что умел собачьим нюхом выловить в кипах документов, ежедневно попадающих ему на стол, крохи информации, которые после надлежащих мозговых усилий складывались в общую картинку. Именно таким образом старший инспектор О’Салливан раскрыл некоторое количество дел, с первого взгляда казавшихся безнадежными. Он вцеплялся в них с мрачной неотвратимостью добермана, но об этом сотрудники полиции, бывшие, разумеется, в курсе второй натуры своего старшего инспектора, не смели шутить ни в отделе, ни дома, ни наяву, ни во сне.
Иногда в картине, которую О’Салливан настойчиво выкапывал из-под шелухи допросов-опросов-осмотров мест происшествий, не хватало одного-единственного кусочка, то ли завершающего, то ли просто ключевого, позволяющего расставить все остальные на правильные места. И до сих пор, несмотря на весь свой опыт, он никак не мог предугадать, когда и где именно ему попадется этот самый кусочек.