- Спасибо, Кристенсен. Займитесь этим. Огилви не могут принимать участие в расследовании как представители заинтересованной стороны.
Возгласы возмущения от братьев Огилви он встретил непрошибаемой стеной равнодушия. Поднявшись из-за своего стола, О`Салливан подхватил скинутый мундир и вышел. С закатом, по его мнению, работа слуг закона, кроме низших чинов - констеблей - прекращалась. И сейчас он вознамерился отправиться домой, под бок к жене и детям.
Огилви, удрученные и ошарашенные, стояли у своих столов, как памятники собственным надеждам. Свен встал, похлопал ближайшего к нему брата по плечу и тоже вышел в коридор.
Поэтому оказался единственным свидетелем ураганного ветра, ставшего преградой на пути О`Салливана домой. Ураган имел имя и звание, но всех величал строго по имени, вопреки всем правилам приличия. Военный врач в отставке Бернард МакКиннон был в полицейском управлении залетным гостем, поскольку в остальное время исправно служил в госпитале Хэрриота. Он предпочитал не покидать гостеприимные стены лечебницы без особой нужды, поэтому появление МакКиннона в стенах полицейского участка не сулило ничего хорошего.
- Раян, Свен, - поприветствовал он инспекторов.
Свен подошел ближе, искренне заинтересованный появлением медика, и потер нос. Запах оборотня неприятно щекотал рецепторы - даже на языке оставался горьковатый привкус, как будто он лизнул металл.
- Приветствую, - недовольно ответил О`Салливан, мрачно посмотрев на вампира. Тот пожал плечами - поддержка мнения Огилви, а не старшего инспектора отвечала его личным взглядам, а оттого не слишком трепала совесть.
- Я рассудил, что вам стоит об этом знать.
МакКиннон выглядел растрепанным. Две из трех пуговиц на его пиджаке были вдеты не в те прорези, поэтому борт неопрятно топорщился.
- Сегодня мы обнаружили Грайогэйра МакДоналда, нашего главного врача, убитым, - отлично зная въедливость полицейской братии, медик немедленно пояснил: - Да, мы в состоянии сделать вывод, не умер ли наш коллега своей смертью. Не своей смертью, друзья мои, и даже вы бы со своим умом сообразили, что он умер от того, что кто-то очень непрофессионально вскрыл ему череп.
- Благодарю, - Свен изобразил чопорный реверанс. - Имя у вашего пострадавшего такое, будто ему уже лет пятьсот.
- Триста сорок два, - гордо ответил МакКиннон, как будто это было величайшем достижением его госпиталя.
- Из чего мы делаем вывод, что сэр МакДоналд не был человеком, - как бы невзначай обернувшись к старшему инспектору, заметил Свен.
О`Салливан ничего не сказал, недовольно поморщившись.
- Вы сегодня чрезвычайно прозорливы, инспектор, - обрадовался МакКиннон.
Самое странное в общении с ним было то, что он не шутил, не издевался, не насмешничал. То, что любым человеком воспринималось как издевка и за что запросто можно было получить вызов на дуэль, МакКиннаном произносилось совершенно искренне и серьезно. Бывал ли медик до конца серьезен когда-либо, никто не знал, даже те, кто был знаком с ним не первый десяток лет.
- И этим тоже вы можете заняться, - позволив раздражению пробраться в свой голос, О`Салливан надел свой мундир, решительно обогнул МакКиннона и вышел на улицу.
- Отлично, - мрачно пробормотал Свен. - Ну что, пройдемте в кабинет.
МакКиннон подмигнул ему и шагнул за дверь, из которой практически параллельно ему постарались протиснуться в коридор братья Огилви. Спанки, что интересно, в кабинете уже не было.
- Нет, сержанты, - подхватив братьев под руки, Свен с легкостью втолкнул их назад в кабинет. - А вот это вот задание уже для вас. Все, как вы любите - убит нечеловек.
Золотой Берег - Внешние Гебридские острова, 1897
Аластор приходил в себя так, будто был гостем в своем теле, робко, неуверенно пробирался в собственное сознание. Тело горело огнем, будто опущенное на адскую сковороду, щедро сдобренную гусиным жиром. За жаром по пятам следовал холод, присущий последнему кругу Ада, и Аластор не знал - не мог знать - за что ему выпали эти муки.
- Отец мой, - шевелил он сухими потрескавшимися губами, - что я Тебе сделал?
Это был первый раз в его жизни, когда он усомнился. Что-то глубоко внутри мешало так же неистово, как и раньше, веровать и отдавать себя на волю Его. То, что он говорил, не доходило до его мозга, но жило в душе.
Никто его не слышал, как не слышал он и сам себя. Раны, нанесенные диким зверем, пылали, дождь, несший в себе убийственную горечь, окропил его с ног до головы и бросил погибать в муках. Сердце не справлялось со слишком густой, чернеющей кровью и застывало на несколько мгновений, прежде чем снова пуститься в бег.