А кроме того, ему хотелось, чтобы она видела. Видела его во всей красе и не испугалась.
– Что случилось? – спросил он наконец после долгого молчания.
– Ничего.
– А-а… Тебя что-то расстроило?
– Нет, – солгала она.
– Вот как. – Ей-богу, он понятия не имел, что теперь делать. Сара врет, и он знает, что она врет, и, наверное, она знает, что он знает, что она врет. Так что это за штучки? – Значит, ночью все было хорошо?
– Прекрасно.
– Вот и ладно. – Сказать ей, что она врет? Не обращать внимания на то, что она врет? Сказать ей, но в то же время простить за то, что она врет? Наврать самому? – Ты скисла потому, что я не принес кролика? Я думал об этом, но, честно говоря, свежевать его и чистить – такая тягомотина, вряд ли ты…
– Мне это все равно, Дерик.
– Вот как.
– Вот так, – сердито бросила она, вороша в костре кочергой.
– Как – так? – Он потянулся, чувствуя приятную усталость. – А бекона не осталось?
– Ты прекрасно знаешь, что осталось. Где эта как-там-ее-шкуру?
– А? – Дерик выпрямился, сбитый с толку.
Она не дурачится. Нисколько. Она по-настоящему злится. От нее пахнет, точно как от костра.
– Что? Какая муха тебя укусила? Что случилось?
– Та поросшая волосьем шлюха, которую ты взял с собой вчера вечером, если ты не помнишь. Вот что.
– Поросшая волосьем… а, ты о Менди?
– Ха, Менди, – фыркнула она.
– Она не поросшая волосьем шлюха, – стал оправдываться Дерик. – У нее своя бухгалтерская фирма. И ее здесь нет. Она пошла домой.
Сара потрясла перед ним лопаточкой, и он увернулся от капель горячего жира.
– Знаешь, мне нужно только одно – правда. Скажи мне правду, хорошо? Обещаю, что не стану беситься.
– Но ты уже бесишься, – заметил он, думая, сумеем ли он проползти под огнем. Правда состояла в том, что ему было болезненно интересно, что сделает с ним ее сила, если она будет только беситься, но не защищать свою жизнь? Может, просто нашлет на него перхоть или устроит растяжение связок? – Бесишься по-настоящему.
– Заткнись. Вы что, занимаетесь этим, когда убегаете в лес?
– Этим… а! – Он рассмеялся с облегчением и тут же уклонился от удара лопаткой. – Сара, чтоб тебе пусто было! У Менди есть пара. Мы сходимся только для охоты. Запомни: вас гораздо больше, чем нас. Очень редко можно встретиться с кем-то из нас в лесу. Поэтому мы объединяемся. Она была одна, потому что сегодня его очередь сидеть дома с детенышами.
– Хм-м… – Сара уставилась на него, сузив глаза, но он понял, что ей полегчало.
– Поверить не могу! И ты все утро из-за этого злилась? – Дерик с трудом пытался сдержать смех: вряд ли это поможет ее успокоить. – Могущественнейшая в мире волшебница ревнует к какому-то бухгалтеру!
– Я не ревную, – пробормотала она. – Просто хочу знать, вот и все.
– Ну вот, теперь знаешь. И спасибо за вотум доверия, кстати. Да, мы, оборотни, такие распутники, что занимаемся этим с любым движущимся объектом.
– Я ничего такого не говорила, – промямлила она.
– Нет, говорила.
– Ну, прошу прощения, – сердито сказала она.
– И потом, я никогда больше не пойду с другой особой женского пола. Я предпочту… – И он резко закрыл рот.
– Что предпочтешь?
– Предпочту вот этот бекон, и побыстрее. Я умираю с голоду!
– А Вселенная, – холодно проговорила Сара, – сама позаботится о себе.
– Серьезно, – сказал он некоторое время спустя. – Это вправду глупо.
– Да заткнись ты, – бросила она, но Дерик понял, что она больше не злится.
Пусть сейчас она не благоухает розами, зато взялась поджаривать целый новый фунт бекона – и только для него одного.
26
Они были в Сент-Луисе. И говоря по правде, Саре осточертела езда в грузовике. И осточертело спать на открытом воздухе. И осточертел запах костра, въевшийся в ее волосы, одежду и кожу.
И просто осточертел бекон. Дерик, кажется, вполне способен им одним и питаться, а вот она – не способна.
Но все это не имело значения, все это было не важно, потому что, как бы ей все это ни осточертело, Сара не хотела, чтобы оно кончалось. Лучше и дальше оставаться в состоянии неопределенности и вести активный образ жизни. С Дериком.
Потому что мир-то, может, и погибнет, а может, и нет, а вот Дерик уйдет из ее жизни в любом случае.