— Странно, — заметил Каол, закашлявшись от тяжелого запаха, витающего в воздухе. — Никто из наших не стал бы с ним возиться. Видно, дружок его успел позаботиться, пока самого не шлепнули.
Халирон промолчал и стал вглядываться туда, где темнел вход в пещеру.
— Ты ведь что-то знаешь, — упрекнул его Каол.
— Возможно, — уклончиво ответил менестрель и пошел дальше.
После пятого уложенного подобным образом тела (на сей раз то был клановый боец) Каол уже не пытался скрывать раздражение. Он остановился рядом с убитым.
— Тебе когда-нибудь доводилось слышать балладу о принцессе Фальмирской? — тихо спросил Халирон. — Думаю, мы сейчас наблюдаем нечто подобное.
— Балладу? — Каол выпрямился и поскреб пальцами лицо, как будто намеревался соскрести всю усталость. — Неподходящее время ты выбрал для песен.
Халирон тоже остановился. В его глазах блеснул вызов.
— Скажи, неужели ты привык в каждом, кого встречаешь, видеть прежде всего воина и интересоваться лишь его боевыми качествами?
— Жизнь научила, — вздохнул Каол. — Хотя и не в каждом.
Он проверил крепление меча и ножей и отошел в тень.
— А при чем тут принцесса Фальмирская?
— Она была наследной принцессой. А жители двух городов считали, что жених принцессы должен непременно происходить из их города. Мирным путем уладить дело не удавалось, и тогда между городами началась война.
Халирон осторожно переступил через поваленное бревно и продолжал:
— У этой девушки был дар провидицы. Она стала просить придворных, чтобы ей позволили выйти замуж совсем за другого человека. Тогда она лишилась бы прав престолонаследия, а без этих прав интерес к ней сразу бы пропал. Зато городам стало бы не из-за чего воевать. Но никто ее не слушал, потому что придворные жаждали власти и богатства. И все связывали свои надежды с ее замужеством. Как я уже сказал, началась война, повлекшая такие же потери, что и война между Итаррой и кланами Дешира.
Лицо Каола было почти неразличимо в тени, по нетерпеливому постукиванию ногой по земле чувствовалось, что ему не слишком приятно слушать повествование Халирона.
— Мы не угрожали Итарре и не посылали туда армию.
Разумеется, бойцы кланов не осаждали город. Но что сказать о горожанах, дважды переживших ад рукотворных теней? Сами по себе тени не причиняли вреда, но с их помощью было уничтожено немало итарранских солдат. Халирон не торопился открывать, к чему он рассказал всю эту историю, а лишь внимательно наблюдал за все более нервничающим Каолом.
— Ты подозреваешь, что впереди ловушка? — наконец высказал предположение менестрель.
— А что же еще?
Ущелье постепенно сужалось. Движения Каола стали настороженными, как у хищника. Он вынул кинжал. Где-то внизу шумела невидимая река. На росистой траве ровными рядами были уложены погибшие, все одинаково — головой к северу, ногами к югу, со сложенными на груди руками. Бойцы кланов перемежались с итарранскими гвардейцами и наемниками.
Каол внимательно оглядел всех, желая убедиться, что живых среди них нет.
— Ты не найдешь здесь того, кого ищешь, — сказал ему Халирон.
— Увидим, — огрызнулся Каол.
Сейчас он был похож на волка, стоящего над грудой развороченных съестных припасов. Он весь напрягся и замер. Халирон решил не злить его и не стал продолжать повествование о принцессе Фальмирской. И без того место, в котором они оказались, рождало тягостные чувства. Не слышно было ни шороха оленей, возвращающихся с водопоя, ни крика ночных птиц. Только стрекотание сверчков да шорох крыльев летучих мышей, кружащих над обожженными стволами.
По мере того как они приближались к пещере, зеленый покров мха, гасивший шаги, превратился в серо-черную пыль. Вход в пещеру был разворочен до неузнаваемости, и расколотые камни утопали в грудах пепла.
В воздухе веяло смертью.
На месте сожженных шатров Каол и Халирон заметили чью-то фигуру, опустившуюся на колени.
Забыв про осторожность, Каол шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Он замахнулся, чтобы метнуть кинжал, но Халирон повис у него на руке.
Негромко, но весомо менестрель сказал:
— Остановись! Это же не враг.
— Теперь вижу. Его высочество наследный принц Ратанский. — Рука Каола оставалась в цепких пальцах менестреля. — Надо же, ведь я мог уложить его! Но почему он возится с трупами, когда мы отыскали далеко не всех наших раненых? Или оплакивать мертвецов для него важнее, чем помогать живым?
— Ты никогда не понимал его и сейчас не понимаешь.
Халирон выпустил руку Каола и поспешно отскочил назад. Каол с не меньшей стремительностью обернулся к нему.
— А ты понимаешь?
Халирон ответил не сразу. Ночной ветер теребил ему волосы.
— Сейчас и я не понимаю. Но думаю, тебе лучше не тревожить принца. — Затем уже патетическим тоном менестрель продолжил: — Увидев его, я вспомнил последние строки баллады о принцессе Фальмирской: «А чтобы вызволять погибших души и плоть их хладную цветами убирать».
Каол не нашелся что ответить и только яростно сверкнул глазами.
— Принц Аритон обладает знаниями и опытом мага. Ты представляешь себе, что это такое? — спросил менестрель.
— Очень смутно. И с какой стати я должен об этом знать?
Чеканный профиль Каола едва выделялся на фоне черного пятна с рваными краями — входа в пещеру.
— Мое ремесло — война и сражения. Я умею убивать настоящим оружием, а не подлыми трюками с отравой и тенями.
Тон боевого командира был резок, кинжал дрожал в его руке. Однако за этой резкостью Халирон сумел почувствовать очень многое. Горечь огромных и невосполнимых потерь. За один день чудовищной войны погибли и Стейвен, и Дэния, и их четыре дочери, которых Каол любил как собственных детей. Этого могучего грубоватого человека лишили настоящего, а будущее виделось ему гнетущим и унылым. Когда-то он поднял Стейвена на ноги и сделал его предводителем. Хватит ли в сердце Каола любви, чтобы теперь заботиться об осиротевшем Джирете? И главное, хватит ли сил сделать из этого мальчишки настоящего предводителя северных кланов? Когда он растил Стейвена, сам он был намного моложе. А теперь он устал, и не только от безумий минувшего дня. Он устал от тягот жизни.
Халирон понимал, как трудно будет Каолу покидать Страккский лес и заново строить жизнь в чужих местах. И все — из-за одного человека! Во всем, что случилось с кланами Дешира, он считал виновным тейр-Фаленита. Каол наверняка убежден: если бы Стейвен послушался его и вместо принятия клятвы выдворил бы принца вон из Страккского леса, им не пришлось бы сейчас пожинать горестные плоды войны.
Халирону доводилось петь в различных уголках Этеры: в домах богатых и бедных, в тавернах и на улицах, даже в лесу. Но только не в опаленном лесу, почти сразу же после кровавого сражения, в соседстве с мертвыми телами. Тем не менее менестрель начал снимать чехол с лиранты.
— Только твоих баллад нам и не хватало! — сердито бросил ему Каол.
Он шагнул вперед, но Халирон вновь схватил его за руку. Проворство старика удивило деширца.
— Не надо ему мешать, — сказал Халирон, указывая на Аритона.
Тот все так же стоял на коленях. Неизвестно даже, знал ли он о присутствии Каола и Халирона. За это время Повелитель Теней ни разу не поднял головы и не обернулся.
— Садись, Каол. Послушай балладу о принцессе Фальмирской. А потом можешь делать все, что сочтешь нужным.
Утомление сделало Каола сговорчивым. Но даже если бы он сейчас не сел, все равно не смог бы не прислушаться к пению такого мастера, как Халирон. Для самого менестреля грани магического зрения и музыка представляли собой одно целое. Лиранта Халирона хранила в себе паравианские магические заклинания, и когда ее струн касались пальцы истинно талантливого музыканта, его музыка наполнялась магическими чарами, противиться которым было невозможно.
Когда Халирон начал играть, Каол глядел в сторону. К концу первого стиха он еще оставался раздраженным. Но постепенно у деширца перестали болеть перетрудившиеся мышцы правой руки, лицо его разгладилось и утратило злое и угрюмое выражение. Он слушал балладу об осаде Фальмира, о том, как принцесса в одиночку отправилась на поле брани, где лежали убитые солдаты обеих армий и где невозможно было отличить защитника от нападавшего. Посредством магически сотканного переплетения удивительных по красоте слов и таких же звуков Каол без лишних назиданий оказался способен понять, что события древней легенды повторялись теперь здесь, на месте бойни возле пещер.