Лизаэр не сумел скрыть своего удивления.
— Я забыла, что вы воспитывались далеко отсюда, — вновь извинилась Манолла. — Вы знаете, в городах нас именуют варварами, но пусть это останется на совести горожан. До замужества все наши женщины служат в дозоре, а после — только по их собственному желанию. Владение оружием — необходимость, ибо в случае нападения матери должны уметь защитить дом и детей.
Удивленный проницательностью наместницы и оказанным ему гостеприимством, Лизаэр напряженно соображал, чем бы порадовать хозяев. Наконец он придумал.
— Этот замечательный праздник не останется без музыки. Мой брат прекрасно играет на лиранте.
— Но у меня нет инструмента, — тут же возразил как будто случайно появившийся рядом Аритон.
Празднество предназначалось для Лизаэра, и потому Аритон предпочел держаться в тени. На нем была его обычная незамысловатая одежда, а Алитиель был вложен все в те же потертые ножны. Возможно, собравшихся задевал нарочито обыденный облик второго из высоких гостей, но его ответ ни у кого не вызвал обиды. Наверное, Аритона оставили бы в покое, если бы Манолла не вздумала исправить положение.
— У нас ты сумеешь подобрать себе инструмент, — объявила она и махнула одному из своих командиров.
— Проводи господина Аритона в хранилище, и пусть он там выберет себе лиранту по вкусу.
Слуги аккуратно сняли и свернули небольшую шпалеру, за которой оказалась решетчатая дверь. Аритон и командир, одетый совсем не по-праздничному, взяли по свече и скрылись внутри. Лизаэр не преминул мысленно отметить, что его догадка насчет хранилищ подтвердилась. Чтобы ничем себя не выдать, он принялся расхваливать искусство танцоров с мечами.
Вскоре Аритон вернулся, держа в руках лиранту. Инструмент меж тем был настолько потрепанным и неказистым, что оставалось только гадать, почему он попал в хранилище, а не в костер. Струн на лиранте не было вообще, а все колки потрескались.
— Гость не пожелал выбрать никакую другую лиранту, — торопливо объяснил командир.
Манолла свирепо посмотрела на Аритона.
— Ты насмехаешься над нами?
Танец с мечами мгновенно прекратился, разговоры смолкли, и в зале вдруг воцарилась гнетущая тишина. Аритон поднял глаза от лиранты.
— Я выбрал лучшую, — ответил он, недовольный тем, что его заподозрили в обмане. — Убедись сама, госпожа.
Поднеся лиранту к губам, он еле слышно свистнул в круглое отверстие в деке. Инструмент отозвался чистым, печальным тоном.
Голос лиранты услышал Асандир, занятый разговором с предводителем Ташэном.
— Эт милосердный! — воскликнул маг. — Дай-ка мне взглянуть на эту лиранту.
Собравшиеся расступились. Асандир подошел и взял из рук Аритона старый инструмент, носящий следы не слишком бережного обращения. Маг пробежал пальцами по дереву, соскреб грязь на потемневшем грифе, потом перевернул лиранту. Под слоями пожелтевшего лака он увидел вделанную в дерево крошечную овальную морскую раковину. На ней сиял неподвластный времени знак паравианского письма.
— Кто бы мог подумать, — пробормотал Асандир. Ногтем он соскреб грязь, и раковина заблестела перламутровой радугой.
— Значит, не зря в легенде говорилось, что и вторая лиранта, изготовленная Эльшаной, осталась на Этере.
Асандир бережно возвратил лиранту Аритону.
— Первая находится в заботливых руках магистра Халирона, непревзойденного менестреля Этеры. Вторая отныне принадлежит тебе. Оцени же щедрость кланов Камриса и бережно храни этот инструмент. Эльшана из солнечных детей была самым выдающимся менестрелем за всю историю Этеры, а лиранты, сделанные ее руками, обладают редчайшим по красоте звучанием.
Манолла даже раскраснелась от радости.
— Яви теперь нам свое искусство, — сказала она еще не пришедшему в себя Аритону и велела Майену отправиться за проволокой для струн.
Асандир удержал мальчика.
— Нет, Манолла, — возразил он. — На этой лиранте медные струны быстро оборвутся. — Помолчав, он добавил. — Если у вас найдется немного серебра, я сделаю струны, достойные творения Эльшаны.
Манолла без колебаний сняла с левой руки браслет.
— Мне будет достаточно и погнутой ложки, — осторожно возразил Асандир.
Глаза наместницы вспыхнули.
— Не лишайте меня этой чести, Творец королей.
Асандир с поклоном принял тяжелый витой браслет и сжал его между ладоней. Собравшиеся сгрудились вокруг мага, предвкушая чудо. Асандир, казалось, совсем забывший о них, вновь наклонил голову. Больше он не сделал ни единого движения, но воздух зазвенел, наполнившись магической силой. Браслет в руках мага засветился, потом вспыхнул ярким белым светом. Стоявшие вблизи Аритона ощутили, как им в лицо пахнуло жаром. Но этот жар не опалял рук чародея, хотя свет становился все ослепительнее, и те, кто отваживался взглянуть, видели, что браслет в руках Асандира раскалился докрасна. Маг спокойно, словно он занимался чем-то обыденным, размял пылающий слиток и вытянул оттуда серебряную нить.
Все действо заняло не более минуты. Затем свет погас, магическая сила исчезла, и Асандир раскрыл ладони, ничуть не пострадавшие от чудовищного жара. В руках он держал причудливое сплетение тонких серебряных нитей и моток блестящей серебряной проволоки. Возможно, красота браслета Маноллы вдохновила Асандира на что-то еще, ибо он лукаво подмигнул наместнице и вполголоса произнес:
— Нельзя, чтобы столь щедрый подарок превратился в нечто заурядное.
Из-под его рук вновь заструился магический свет. Когда Асандир раскрыл ладони, на них лежала тонкая серебряная филигрань, повторяющая узор браслета и предназначенная украсить гриф лиранты.
Что-то хрустнуло, и, когда Асандир снял руки с грифа, все увидели, что серебряный узор вплавился в старинное черное дерево так, будто существовал там с самого начала. Аритон недоверчиво провел кончиком пальца по грифу. Он не почувствовал ни малейшей шероховатости; созданное Асандиром украшение безупречно соединилось с творением Эльшаны.
Когда лиранта обрела новые серебряные струны, рожденные магией Асандира, и Аритон взял пробный аккорд, каждый убедился, что разговоры о непревзойденном мастерстве Эльшаны не просто легенда. Поцарапанное дерево под пальцами Повелителя Теней ожило; глубокие, насыщенные звуки достигли самых дальних уголков каменного мешка. Незримая гармония разлилась в воздухе, заставив всех умолкнуть. Аритон осторожно подкручивал колки, настраивая каждую струну на верный лад. Закончив настройку и взяв первый полнозвучный аккорд, Аритон затаил дыхание, склонил голову, потом приглушил ладонью чарующий голос лиранты.
— Госпожа Манолла, — его голос дрожал в такт ударам сердца, — эта лиранта — слишком драгоценный дар, чтобы я мог его принять. Позволь мне сегодня сыграть на ней, а затем отдай ее кому-нибудь из ваших менестрелей в долинах.
Однако наместница Тайсана не пожелала слушать его возражений и властно вздернула подбородок.
— Я без сожаления отдала свой браслет, чтобы эта лиранта вновь обрела голос. И чувствую, что не ошиблась. А что касается наших менестрелей, каждый из них отмахивался от старинной лиранты, выбирая инструменты поновее и покрасивее. Если они выбирали глазами, а не ушами, пусть и остаются при своем выборе.
Рука Аритона по-прежнему неподвижно лежала поверх новеньких блестящих струн.
— Если слово принца имеет здесь какой-либо вес, я поддерживаю мнение Маноллы, — объявил Лизаэр, вставая с места.
По его примеру все находившиеся в зале тоже встали и приблизились к Аритону.
— Брат, — едва сдерживая непонятное раздражение, продолжал Лизаэр, — может быть, ты уже перестанешь скромничать и начнешь играть для наших хозяев?
Поскольку Аритон не знал песен и баллад Этеры, он заиграл и запел морскую балладу далекого теперь Дасен Элюра. То был красочный рассказ об отчаянном капитане пиратского судна, потопившем три купеческих корабля. Из уважения к брату Аритон изменил названия кораблей, но Лизаэр сразу же вспомнил ту трагедию, ибо она не была выдумкой менестреля. Почти все матросы с купеческих судов погибли, а их вдовам и детям пришлось просить милостыню. Однако певец и сладкозвучная лиранта, ни словом не обмолвившись об этом, завораживали слушателей рассказом о бесстрашном пирате. Предводители кланов всем сердцем сопереживали ему и хриплыми голосами подбадривали Аритона. Наверное, только он догадывался, насколько их смех задевает Лизаэра. Но наследный принц чувствовал, что не может сердиться на брата: Аритон мастерски развлекал хозяев, вынужденных вести суровую лагерную жизнь вдали от своих жен и возлюбленных. С истинным чутьем менестреля он выбирал песни, наиболее отвечающие настроению собравшихся. Вспомнив, с каким вдохновением эти люди рассказывали истории про собственные разбойные подвиги, и видя теперь, с каким восторгом воспринимали повествование о чужих, Лизаэр еще раз задумался о глубокой пропасти, лежащей между ним и его новыми подданными.