— Знакомьтесь, это специальный агент Гусман.
А потом в буквальном смысле развернула меня, как ребенка, лицом ко второму агенту. Я чуть не расхохоталась. Рассмотреть агента было непросто, потому что перед ним стояла все та же мертвая женщина. Не просто стояла, а орала прямо ему в лицо. Нос к носу. Из ее поясницы появилась рука, которую я пожала, надеясь, что конечность принадлежит агенту Гусману. В сложившихся обстоятельствах было сложно сказать что-то наверняка.
— Нгуен, — внезапно проговорила Кит, и я увидела, как в комнату заходит ее напарник.
Мы с агентом Нгуеном никогда особенно не ладили.
Мужчины пожали друг другу руки, и пришла моя очередь. Агент Нгуен молча смерил меня взглядом. В знак приветствия я едва заметно помахала ему и вдруг поняла, что на мой счет он слегка оттаял. Улыбка, которую он изобразил, казалась менее кислотной, чем те, что он выдавал в мой адрес раньше. На большее рассчитывать не приходилось.
Я наконец выбрала себе место и уже начала садиться, как вдруг Нгуен выдернул стул прямо у меня из-под задницы и сел на него сам. О да, я точно завоевываю его сердце! Как-то на канале «Дискавери» говорили, что агенты ФБР выражают симпатию путем подкалываний и издевательств. Хотя их ритуалы проявления дружбы от этого менее странными не становятся.
Кит и Гусман тоже сели. Пришлось обойти Нгуена, чей взгляд лишь намекал на злость, сесть напротив всех и сделать вид, будто ситуация нисколько не пугает.
Все трое уставились на меня. Кит — с надеждой, прячась за чашкой. Нгуен — с нетерпением. А Гусман — с любопытством.
— Итак, — начала я, сложив руки и понимая, что, наверное, говорю громче, чем надо, — вероятно, всем вам интересно, почему я созвала это собрание.
Кит явно старалась не улыбнуться, а новичок тем временем бросил на нее вопросительный взгляд.
— Дэвидсон — частный детектив, — объяснила она. — Периодически работает на нас.
— Вы нанимаете частных детективов? — уточнил Гусман.
— Нанять означало бы и заплатить, — поправила я. — В нашем случае это скорее добровольный труд.
— Ясно, — кивнул он, прикидываясь, будто понимает, почему мы все здесь сидим.
— Недавно у миссис Дэвидсон появилась информация по поводу исчезновения вашей жены, — продолжала Кит, и улыбка чуть не сползла с моего лица.
Само собой, я догадалась, что вопящая в лицо Гусману женщина — скелет, вывалившийся из его шкафа, и практически наверняка его почившая супруга, но я не знала, как именно Кит хочет разыграть эту карту. Неужели она подозревает, что Гусман убил свою жену? И с каких, елки-палки, пор она называет меня миссис Дэвидсон?!
— Не понимаю, — сказал новенький с таким же озадаченным видом, какой наверняка был и у меня.
Миссис Дэвидсон?
— Вы просили ее изучить дело Мэнди?
Миссис, блин, Дэвидсон?!
— Нет, — покачала головой Кит. — Полагаю, эта информация просто свалилась на миссис Дэвидсон, как снег на голову.
Одно дело — знать, что кто-то где-то может меня так называть…
— Как могла информация о пропавшем в Вашингтоне человеке просто взять и свалиться на частного детектива из Альбукерке?
И совсем другое — услышать это собственными ушами.
— Вы словно обороняетесь. Для этого есть какие-то причины?
Может быть, надо было взять двойную фамилию…
— А по-вашему, они должны у меня быть?
Дэвидсон-Фэрроу.
— Вам виднее.
— Так я поэтому здесь? — Молодой агент вскочил на ноги. В каждом движении сквозил намек на готовность к жестоким действиям. — Поэтому меня сюда отправили?
На случай, если придется угомонить раздраженного коллегу, агент Нгуен тоже встал, а я заметила кое-что еще. Женщина прекратила кричать и теперь смотрела на меня с таким же любопытством, с каким раньше смотрел Гусман.
— Ну наконец-то, — сказала она, сложила на груди руки, засунув нож под локоть, и стала нетерпеливо постукивать ногой по полу.
— Итак? — глянула на меня Кит, которая, как и все, чего-то ждала.
Я выбрала из своего арсенала самую беспечную улыбку и стала надеяться, что Кит подаст мне знак. Хоть какой-нибудь.
— Боже мой! — рявкнула женщина-призрак, отчаянно тряхнув руками. — Она знает не больше, чем все остальные!
Я посмотрела прямо на нее:
— Ну так просветите меня.
— Если бы каждый раз, когда у кого-нибудь появляется новая информация по моему делу, мне давали пять центов…
Она до сих пор не осознавала, что я ее вижу, и явно плевать хотела на яркий свет, от которого могла испариться сетчатка. Большинство призраков сразу замечают, что от меня прет светом, как прет деньгами от жен олигархов. И это почти всегда внушает им желание перейти. Я — как пламя, а они — как мотыльки.
Может, у этой барышни антенна сломалась?
— Расскажите мне, что произошло, — мягким тоном попросила я.
Трудно было не заметить рану у нее на голове и кровь, пропитавшую волосы и бледно-розовый халат.
Все застыли и уставились на меня. В том числе и мертвая женщина.
— Расскажите, что случилось, — повторила я.
— Вы… — Женщина недоуменно шагнула вперед и оказалась наполовину внутри стола. — Вы меня видите?
В ответ я кивнула.
— Как… — начала она, но передумала. — Почему… Нет, минуточку! — Она задумчиво опустила голову, а потом снова посмотрела на меня: — Кто вы такая?
Я покосилась на зрителей.
— Так сразу и не объяснить.
— С кем она разговаривает? — спросил Гусман.
Агент Нгуен откинулся на спинку стула и уставился на свои ногти, а Кит улыбнулась и отпила еще кофе.
— Вы знаете, где ваше тело?
Женщина моргнула, оглянулась удостовериться, что я обращаюсь именно к ней, снова повернулась ко мне и кивнула.
— Знаете, кто вас убил?
— Она экстрасенс? — спросил Гусман, сердясь еще сильнее, чем раньше.
— Не экстрасенс, — ответила Кит таким спокойным и довольным тоном, что я с трудом сдержала смех, — а ходячее чудо.
— На нашем заднем дворе, и нет, он этого не делал, — сказала женщина раньше, чем я успела задать вопрос. — Его сестра-психопатка чем-то меня накачала, а потом саданула по черепу наградой за первое место в «Мисс Кентукки». И ведь никто не заметил, что эта фиговина пропала!
Так и знала, что уловила акцент!
— Он худший в мире следователь, клянусь. Два чертовых года я пытаюсь ему рассказать, кто меня убил! — И тут ее понесло. — Два, мать их, года! Я пыталась защищаться. — Женщина махнула ножом, и я кивнула, подбадривая ее продолжать. — Вот только трудно драться с конченой психопаткой, а эта бабища — чокнутая дерьмовая дура!
Значит, «дерьмо» и все остальное можно, а «хрен» — нет. Наверное, она из южных баптистов.
— Причем дура с большой буквы! Она, видите ли, переехала к нам, чтобы помогать по дому. Помогать, хрен ее дери, по дому!
А может, все-таки католичка.
— Живет там, как хренова хозяйка. А я теперь удобреньицем служу! Знаю, о чем вы подумали. — Она наклонилась ко мне. — Но это не просто выражение. Я в буквальном смысле удобряю ромашки!
Я решила, пока есть шанс, передать полученную информацию:
— Это сделала ваша сестра.
Было бы огромным преуменьшением сказать, что Гусман засомневался в моих способностях. Его лицо приняло настолько ехидное и насмешливое выражение, что отвалилась бы и ржавчина с какой-нибудь трубы.
— Она засадила мой труп тоннами ромашек!
— И закопала вашу жену у вас на заднем дворе.
— Так она хотела посмеяться напоследок, как будто ее лишили такого шанса. Алле! Я уже покойница! Но нет же, этого ей мало! Не могла она оставить все, как есть. Ей позарез надо было выразить свое последние «пошла ты на хрен»!
— Ваша сестра, после того как переехала к вам, случайно, не посадила в саду ромашки?
Естественно, я привлекла внимание агента, однако при упоминании о ромашках его лицо приобрело вовсе не то выражение, на которое я рассчитывала. Черты не озарились пониманием. Вместо этого Гусман густо побагровел. Никогда в жизни я не видела, чтобы человек был такого цвета, и стала прикидывать, смогу ли сфоткать его, чтобы он не заметил. Исключительно из научного интереса.