Ситуация стократно усугублялась тем, что Рейес до смерти, просто невероятно притягательный. Пижамные штаны ни капельки не скрывали того, что у него самая умопомрачительная задница из всех, что я в жизни видела. Сплошные твердокаменные мышцы с двумя впадинками над ними. Ни одна женщина с гетеросексуальной ориентацией не устоит. Черт бы его побрал!
Я вытянула шею, чтобы посмотреть, как Рейес вытаскивает из кофеварки графин с живительным эликсиром.
— Только что сварился, — сказала я, имея в виду кофе.
— А что, по-твоему, привело меня сюда?
Несмотря на тьму, голос Рейеса звучал мягко и весело. Приятно и успокаивающе, словно пытался усыпить мою бдительность.
— Иногда я ем ее на завтрак, — сказала Слива, остановившись между журнальным столиком и диваном цвета сливок, и ткнула пальцем в сторону Рейеса: — А он хоть иногда ест на завтрак сахарную вату?
Рейес вышел из-за стойки, повернулся к нам и глотнул из черной чашки, которую держал в руках.
— Нет, — ответила я. — Он как страшный серый волк. На завтрак ест только маленьких девочек.
— Неправда, — сказал Рейес, не опуская чашку. Голос его был глубоким и сладким, как ириски. — На завтрак я ем больших девочек.
Слива застыла и задумчиво сморщила нос. Слава богу, наши игривые подшучивания понять она не в состоянии.
— Поймала плохого парня? — поинтересовался Рейес, глядя на меня тяжелым взглядом.
Я крутанулась на стуле, который приволокла к окну, поджала под себя ноги и уставилась на горизонт.
— В этот раз никаких плохих парней не было. Зато был мужчина, который день за днем пытается выжить.
— Как и все мы, — отозвался Рейес.
Я резко развернулась и уставилась на него пристальным взглядом. Он тоже смотрел на меня, причем подозрительно сощурился, отчего густые ресницы чуть не перепутались. Вот интересно, имеет он хоть какое-то представление о том, как действует на женщин? Рейес, который пытается выжить день за днем? Ага, как же!
Слива снова приземлилась, теперь на журнальный столик, и закачала под ним ногами.
— Мне нравится, как вы тут все обустроили.
Рейес улыбнулся и ушел в кухню. Надеюсь, чтобы приготовить мне завтрак чемпионов, что бы это ни значило. Я воспользовалась шансом поглазеть на то неизмеримое пространство, что когда-то было моей микроскопической квартиркой. Свою коробочку я не видела девять месяцев, восемь из которых провела в монастыре (долго рассказывать), а один — в полнейшей амнезии и в должности официантки кафе на севере штата Нью-Йорк.
За время наших последних приключений Рейес каким-то чудом успел отремонтировать дом. Весь, целиком. Снаружи здание практически не изменилось. Что-то починили, что-то хорошенько почистили. Зато внутри все поменялось кардинально. В каждой квартире провели капитальный ремонт. Студенты и долгосрочные обитатели постепенно переезжали в только что отремонтированные квартиры, а их бывшие жилища постигала все та же участь. Но только третий, самый верхний этаж удостоился особого внимания.
Теперь здесь всего две квартиры, наша и та, где живет Куки, и каждая из них представляет собой километры сплошной роскоши.
Техэтаж частично разобрали, и теперь потолки в половине квартиры поднимались на семь с лишним метров вверх. Над головой зигзагами пересекались металлические балки. Снаружи, на плоской части крыши, разбили два смежных сада с небольшим прудом, фонариками и настоящими цветами. Клянусь, весь дом выглядит волшебно.
Когда впервые за долгие месяцы Рейес привез меня домой, запертой оказалась лишь одна комната, и он наотрез отказывался мне ее показывать. Вот только закрытые двери никогда не были для меня преградой. На следующий день после моего возвращения Рейес ушел раньше меня, а я, само собой, вломилась в запертую комнату. Включила свет и остолбенела. Стены были раскрашены в мятно-зеленые полоски с изображениями цирковых животных. А еще там стояла детская кроватка. Это была комната Пип, и трещина в моем сердце стала шире и длиннее.
— Пойду узнаю, не хочет ли Незабудка в классики поиграть, — заявила Слива и испарилась, а я не успела сказать ни «До свидания», ни «Наконец-то!».
Я покосилась туда, где она только что сидела, и увидела новый роскошный диван кремового цвета. Его Рейес явно купил не на гаражной распродаже, где когда-то я покупала свой диванчик. Звали ее Софи, и я частенько думала о том, что с ней случилось. Тоскует ли она по жизни до свалки? И не важно, что мне пришлось отдать за нее несчастных двадцать баксов. Софи была рядом целую вечность. От одной только мысли, что ей пришел конец, сердце кровью обливается.
И вдруг меня осенило. На тему все тех же брошенных вещей.
— Эй! — крикнула я Рейесу, ощущая растущую тревогу. — Куда ты дел миссис Аллен и Пипи?
Пипи, он же Принц Филипп, — престарелый пудель, который ради меня как-то сражался с демоном и изо всех сил пытался спасти мне жизнь. Они с миссис Аллен жили чуть дальше по коридору от меня уже тогда, когда я сюда переехала. Если кто и заслуживал одну из новехоньких сияющих квартирок, то точно эти двое.
Рейес опустил голову.
— Родственники отправили ее в дом престарелых.
От беспокойства я тут же вскочила на ноги.
— Что?! Почему?
Рейес стиснул зубы:
— С тех пор как мы уехали, много воды утекло.
— Ты должен был мне сказать.
— Это произошло месяц назад. Тогда ты даже не знала о ее существовании.
Я застыла, впитывая смысл только что услышанного. Он прав. Но от этого ни капельки не легче.
— Где она?
— В доме престарелых в Норт-Вэлли.
Я мысленно пообещала себе во что бы то ни стало навестить миссис Аллен.
— А Пипи где?
— Какой такой Пипи?
— Ее пудель. Который, между прочим, спас мне жизнь.
Рейес с трудом сдержал улыбку.
— Он с ней. Учреждение, где находится миссис Аллен, допускает постояльцев с животными.
— Слава богу!
Я упала на стул и уперлась подбородком в спинку. Рейес прав. Многое изменилось. Включая и состояние моей чашки. Я поднялась и пошла в сторону мистера Кофе.
— Сделаю еще. Так что, если хочешь после душа добавки, все будет готово.
Глядя в свою чашку, Рейес пожал широким плечом. Вторым он прижимался к проему в стене, ведущему в кухню, достойную лучшего в мире шеф-повара. Босые ноги были скрещены. Я пошла медленнее, запоминая каждую деталь этого зрелища.
— Не уверен, что хочу сегодня принимать душ, — сказал Рейес.
— Это еще почему?
На красивых губах заиграла ухмылка, от которой испарялись трусы, и которая легко могла посоперничать с воскресным грехом.
— Твоя бабушка Лиллиан… до сих пор подглядывает.
Я так и застыла на полушаге, осознав наконец весь смысл словосочетания «парализовало от стыда».
Еле слышно усмехнувшись, Рейес поставил чашку и пошел в ванную.
— Бабуля Лил! — тут же заорала я, призывая родственницу.
Бабушка Лиллиан умерла в шестидесятых и уже тогда была пожилой женщиной, но это нисколько не мешало ей наслаждаться всеми радостями поколения хиппи вкупе с цветастыми платьями и бусами братской любви. Мне всегда казалось, что в таком возрасте лучше воздержаться от дозы кислоты, но…
— Сладкая тыковка! — поздоровалась бабуля Лил, но ее голос был таким же пустым, как рот без вставной челюсти.
Бабушка Лил даже не смотрела на меня. Ее взгляд сразу же стал блуждать в поисках сына самого зла и мигом прилип к нему, как лазерная боеголовка. Проходя мимо, Рейес подмигнул ей. Клянусь, я думала, она растает в разноцветную лужу не отходя от кассы.
— Бабуля Лил! — укоризненно зашипела я. — Мне казалось, что мой муж не до такой степени тебе нравится!
— Ох, тыковка! Я ж его голым видела. Что там может не понравиться?
Бабушка Лиллиан поиграла бровями, а у меня самым обалдевшим образом отвисла челюсть. Обалдела я потому, что впервые в жизни мне нечего было сказать. На ум не пришло ни одного саркастичного ответа, ни единого остроумного комментария. Потому что она была права на все сто, а по смыслу ее слова не могли поспорить даже с проливным дождем в иссушенной пустыне.