— Я в курсе. Это беспрецедентный случай. Между нами, все надеются на сделку с признанием вины. Потому что без признания дело вполне может развалиться.
— И есть шансы получить это признание?
Паркер смерил меня сердитым взглядом:
— Нет, Дэвидсон. Никаких шансов нет.
Что ж, пусть так.
— Вы знали Эмери Адамс?
— Нет, — покачал головой Ник. — Мы не были знакомы. Однако, насколько я могу судить, она была прекрасным человеком. — Он опустил голову, и выражение его лица стало суровым. — Она такого не заслуживала. — Я продолжала молчать, поэтому Паркер снова уставился на меня в упор. — Послушайте, я понимаю: мы не очень-то ладим, но все правы насчет вас.
— Все? — переспросила я, прекрасно зная, к чему он ведет.
— Вы раскрываете преступления. Благодаря вам закрывается уйма дел.
— Это да, — согласилась я, положила ручку на стол и стала внутренне готовиться к тому, что сейчас произойдет.
Азиатка наконец оставила в покое лампу и заметила меня. Взгляд у нее стал тоскливый и любящий. Ей хотелось домой. Хотелось снова увидеться с родными. Я тоже всего этого для нее хотела. Честное слово. Только не в этот конкретный момент. Но она собиралась перейти прямо сейчас, и я ничего не могла поделать.
Чтобы выиграть хоть пару секунд, я встала и обошла стол.
— Кого назначили обвинителем?
Шут-Ник откашлялся и нервно поерзал.
— Меня.
— То есть как это? Я думала, Лайл ваш друг.
— Был другом. И остается.
Что за игру он ведет?
— Тогда вам нужно взять самоотвод. Иначе вас уволят. Черт, да если все раскроется, у вас лицензию отберут! Не говоря уже о том, что начнется судебное разбирательство, которое будет стоить штату уйму денег.
— Предоставьте это мне.
— Паркер…
— Послушайте, не имеет значения ни мое личное мнение о вас, ни все те слухи, которые…
— Какие слухи?
— … Лайл этого не делал.
— Какие, я спрашиваю, слухи?
— У вас есть необъяснимая способность оправдывать виновных, даже когда все улики свидетельствуют против них. Так докажите мне, что это не слепая удача.
— Ну-у, тут есть одна серьезная загвоздка. В моей повседневной жизни удача играет большую роль. И я не оправдываю виновных, Паркер.
Он тоже встал и подошел ко мне почти вплотную.
Напористый, зараза.
— Мне нужно, чтобы дело закрыли.
— Понимаю.
— Быстро и по-тихому.
— Видите ли, меня нельзя назвать тихоней. А вам все равно нужно взять самоотвод.
— Нет, — хитро улыбнулся Шут-Ник. — Я — запасной план.
— Вы — что?
— Запасной план. Если вы облажаетесь, я лично прослежу, чтобы все вышло так, как нужно.
Говорить такое вслух, с точки зрения закона, было, мягко говоря, неуместно, но у меня все равно от предвкушения интриги закружилась голова. Боясь, что нас подслушают, я прошептала:
— Вы собираетесь саботировать дело?
Паркер едва заметно пожал плечами:
— Я собираюсь сделать так, чтобы Лайла оправдали.
— Собственными усилиями?
Помощник прокурора молчал, ожидая моей реакции, и, судя по выражению лица, пытался что-то просчитать.
— Разве это не противоречит профессиональной этике или чему-то еще?
— Во всех смыслах.
— И с чего вы взяли, что меня подобное устроит?
Снова ответом мне был лишь намек на улыбку.
Сукин сын! У него на меня что-то есть! Слишком уж он уверен в себе. К тому же, Паркер далеко не дурак. Он не стал бы швырять мне в лицо информацию, которая может положить конец его карьере и даже отправить в тюрьму, не будь у него гарантий. Ну или какой-нибудь страховки, которая заставит меня играть по его правилам.
Женщина прошла прямо сквозь стол, и я отступила. Само собой, Паркер решил, что я пытаюсь отойти от него, и шагнул вперед. Его явно не заботило, что он вторгается в мое личное пространство. Кроме того, он намеревался вынудить меня удариться в угрозы, что я пойду прямиком к прокурору.
Ладно, придется играть тонко. К сожалению, у меня тонкость в дефиците, зато я знаю, у кого ее хоть отбавляй. А пока надо подыграть. Пусть Паркер думает, что я на его стороне. А тем временем я выясню, что такого он на меня накопал. Остается лишь надеяться, что ничего компрометирующего в интимном смысле. Времена, когда я компрометировала себя направо и налево, давно прошли.
— А если Лайл виновен? — спросила я. — Если я найду то, что опровергнет вашу точку зрения, как далеко вы планируете зайти?
— Об этом я нисколько не беспокоюсь.
— Но если я все-таки что-то такое найду?
— Ничего такого вы не найдете, так что и обсуждать здесь нечего.
— Почему вы так уверены? Почему так убеждены в невиновности Лайла, что готовы рискнуть ради него карьерой?
И опять ко мне устремился намек на чувство вины, который я уловила, едва Паркер вошел в мой кабинет. Виной несло и от него, и от мистера Адамса. А вдруг они в сговоре, который привел к неприятным последствиям?
Ответить он не успел. Я подняла вверх указательный палец, взяла из коробки на столе салфетку и покашляла, прикрыв рот. Потом уперлась рукой в столешницу, отпила кофе и покашляла еще. А в это время перед моими глазами проносилась жизнь азиатской женщины.
До самой смерти она работала на рисовых полях в городе Джамуна, в Непале, переживая наводнения и землетрясения, чтобы уберечь семью от голода. Потом Амита вышла замуж за нелюбимого человека, и подружки в полях стали ее единственной отдушиной. Вместе они смеялись, растили детей и, посмеиваясь исподтишка, обсуждали мужей.
Однако чувства Амиты постепенно менялись. Сиян стал казаться ей загадкой. Она называла его про себя раашьямайя[1] и все чаще вглядывалась в серебристые глаза и настороженную улыбку. Он вырос в деревне на западе от города, а когда почувствовал, что Амита ему не доверяет, стал гидом для туристов, желавших посетить места, где живут шерпы[2]. Амите казалось, что это вероломное и безрассудное решение, но оно приносило деньги. В конце концов она стала с нетерпением ждать, когда муж вернется домой.
Но возвращаясь, он никогда не рассказывал о своих приключениях, и подружки пытались угадать, как прошел очередной поход. Наверное, говорили они, это очень почетно и приятно — знакомиться с богачами с запада, но Амита знала, что они ошибаются. Каждый раз Сиян возвращался раненый и измученный. Стихия в горах не щадит никого. Он худел почти до неузнаваемости, и Амите целый месяц приходилось его откармливать. Зато с каждым годом Сиян становился все сильнее, а с каждым возвращением — все красивее.
Однажды Амита собралась с духом и спросила у него, как прошел поход. Большего и не требовалось. Сиян рассказывал жене обо всем, что ее интересовало. Вежливо ли обращаются с ним туристы с запада? Уважают ли его? Красивы ли белые женщины? Он рассказывал жене все и отдавал каждую заработанную рупию. Покупал детям подарки и дарил Амите изящные украшения, которые ей были не нужны, но она все равно бережно их хранила.
Сиян с Амитой стали чем-то вроде знаменитостей, хотя она по-прежнему работала в полях, как и их дети. Год за годом она не изменяла традициям, даже когда однажды Сиян не вернулся.
До самой смерти с разбитым сердцем Амита продолжала трудиться и ждать, что муж вернется домой. Она не могла перейти сразу, потому что была убеждена, что он где-то в горах, совсем один. Но в тот миг, когда она перешла, я почувствовала ее радость. Она снова увидела мужа и детей. Оказавшись в объятиях самых близких, самых родных людей, Амита забыла обо всех трудностях, а я с трудом сглотнула подступивший к горлу ком.
Через секунду я рухнула в кресло, а Паркер не на шутку разнервничался.
— С вами все в порядке?
— Пардон, голова закружилась.
— Ага, слышал, у вас… проблемы с равновесием.
Он снова сел напротив меня и молчал, давая мне время перевести дух. Я воспользовалась шансом окунуться в послевкусие от сумасшедшей любви, которую испытывала Амита к мужу. Я ее хорошо понимаю. С опасными таинственными типами всегда так.