Я перебила парня:
— Дай угадаю, в баскетбол ты тоже не играешь?
— Нет же, играю! Только я капитаном никогда не был. И все то, что я говорил про тренера, который давал мне рекомендации…
— Чушь собачья, — закончила я.
— Ну да. Но я правда хорошо играл! Лучше кого-либо в той команде, но капитаном они бы даже под угрозой жизни и смерти меня не сделали. Здесь мне парни сказали, что я не плох, но они еще не придумали мне испытание, которое я должен пройти, чтобы попасть в команду. Так сказать, займи очередь и жди, когда тебе перезвонят.
Филипп заерзал и больше на меня не смотрел. Я поняла, что начинается кульминация, о которой ему говорить ну совсем не хочется. Мое паучье чутье предугадало, что сейчас пойдут удары в сторону моего самолюбия, которое и так балансирует над пропастью.
— Я и не особо расстроился. Не получилось — и ладно, еще столько дорог открыто, а тут мать говорит, что уже подружку мне нашла, — Фил усмехнулся. Это он обо мне что ли говорит?! — Я познакомился с тобой, ты была такая милая, жутко умная, я даже как-то испугался, что тебе придется возиться с такой тупицей, как я.
— Признаюсь, тогда я ожидала худшего, ты оказался очень смышленым и быстро схватывал.
— Я так старался, чтобы тебе понравится!
Не могу поверить, что услышанное правда. Еще никто не хотел мне понравиться и сблизиться со мной. Да и Филиппу не нужно было стараться, он понравился мне почти с первых секунд, как я его увидела. И, к сожалению, продолжал нравиться все оставшееся время.
Но ему я в этом, конечно, не признаюсь.
— Тогда что же произошло? Мне показалось, у нас есть точки соприкосновения, — я робко постучала указательными пальцами друг об друга, изображая притяжение.
— Я просто идиот. Мне сначала тоже показалось, что дружба с тобой и обычная размеренная жизнь вполне мне подойдет, а потом ребята из команды сказали, что придумали для меня испытание, а я, как баран из стада, загорелся этим, ведь теперь у меня есть шанс стать самым крутым и популярным.
— И что это было за испытание? — спросила я, каждой клеткой чувствуя, что ответ мне не понравится.
Филипп вздохнул.
— Ну они заметили, что мы с тобой часто проводим время вместе. Я сказал, что мы не встречаемся, ну они решили, что будет забавно влюбить тебя и бросить. Извини, что говорю это, но тебя в классе не очень-то любили и явно хотели чем-нибудь задеть.
— А тут подвернулся ты, можно убить двух зайцев одновременно, — и испытание провести, и насолить вредной девчонке.
По коже пробежался холодок, было неприятно слышать, что тебя просто использовали, да еще и так… унизительно. Половина класса с ребятами из параллели знали об этом, но, что еще хуже, сам Филипп знал и согласился.
— Ты не представляешь, как мне тяжело было. Я согласился на это, а потом каждый раз, как видел тебя, понимал, что не смогу. Я метался туда-сюда, ребята злились, время шло, а ты продолжала мне помогать, мне уже самому показалось, что мы больше, чем друзья, а этого нельзя было допускать, но оно само как-то случилось. Я не хотел, Лив.
Да, меж двух огней. С одной стороны — скучная жизнь в тени с милой девчонкой, с другой — толпа крутых подростков в свете софитов.
— Я хотел сделать все мирно, не обижая тебя. Сказал им, что мы уже встречаемся, ты втюрилась, но они потребовали доказательств. Фотку, что мы целуемся.
— Так ты специально меня тогда поцеловал?..
— Ну да. Я спрятал телефон с включенной камерой в окошке для механизма тех громадных часов.
Стало больно. Не так, когда я увидела его на вечеринке, окруженным стервятниками. Тогда была обида вместе с гневом, сейчас же она смешалась с отчаянием и какой-то пустотой, руки сами ослабли и упали с колен на смятое покрывало. Филипп молчал и ждал моей реакции. Первым в голову пришло развернуться и выйти вон отсюда. С какой стати я должна помогать ему? Он заслужил это тогда, а после объяснений я убедилась, что все сделала правильно. Возможно, немного перестаралась, но ничего, будет ему уроком на будущее, не слушать придурков, а думать и делать все своей головой. Будет знать, что нельзя усидеть на двух стульях и оставаться безнаказанным.
Я уже почти решилась уйти из этого дома, но что-то меня остановило. Проснулась чуткая и понимающая сторона Ливаны, которая подумала о том, что каждый человек хочет почувствовать себя особенным, тем более стать чем-то большим. Если верить рассказу Филиппа о прошлой школе, где его ни во что не ставили, желание закрепить свои позиции на новом месте вполне объяснимо. Когда мы чего-то желаем редко замечаем то, что творится вокруг, даже последствия.
Как известно, жертвы есть на любой войне, и я стала жертвой в сражении Филиппа с самим собой. Обиженная ведьма и парень, который хотел доказать, что он достоин большего, чем то, что у него было. Он поплатился за свое тщеславие тем, что было для него необходимо — внешностью, авторитетом. Будь я такой же, как он, сейчас бы не сидела, поглощенная душевными терзаниями за совершенное. Меня обидели, я дала сдачи, круговорот справедливости замкнулся.
Но отчего же мне тогда так плохо?
А от осознания, что я отняла у человека не только право на жизнь, которую он желал, а просто на существование. Причем сделала это не по своей воле. В глубине души я, может, и желала насолить ему, но не таким же способом… Злую шутку с нами сыграла подростковая импульсивность, остатки которой придется разгребать.
— Мне замолчать?
Наверное, я слишком долго думала, уйти или остаться, все размышления отразились на моем лице. Нижнюю губу я явно прикусила.
— Нет, продолжай. Лучше я узнаю обо всем сразу, чем буду получать по ложке дегтя.
— Я показал видео, ребята одобрили, приняли в команду и в свою компанию. Я не хотел тебя кидать, но ты… не вписывалась в их формат.
— Поэтому от меня надо было избавиться, чтобы общаться с ними.
— Да…
— А там еще и Токарева нарисовалась, — как бы невзначай заметила я.
— Что?
— Ну с ней-то можно было встречаться. Она тебе нравилась?
Филипп пожал плечами.
— Нравилась, но не так, как ты. Просто она была…
— Популярная, красивая, королева улья.
— Да. Она сама мне предложила быть вместе. Я не мог в это поверить.
— Почему ты не сказал мне, мол, désolé, bébé[1], ничего не выйдет?
Филипп устало потер глаза тыльными сторонами ладоней, пригладил и без того зализанные волосы.
— Потому что не хотел делать тебе больно. Говорить все это, смотря тебе в глаза. Я бы просто не смог признаться, но и не бросить тебя не мог. Решил игнорировать, чтобы ты сама все поняла и отстранилась от меня.
— Какой же ты andouille[2], - мерзко осознавать, что с тобой продолжали общаться, сближаться, прекрасно зная, что скоро всему настанет конец. Даже не знаю, что хуже: когда тебя предают внезапно без каких-либо объяснений, как это было год назад, или с предысторией, раскладывая по полочкам весь план твоего потопления.
Филипп усмехнулся, как-то грустно и вымучено.
— Я скучал по этому. По твоему французскому. Знаешь, чем больше дней проходило с того случая, тем больше я осознавал, каким придурком был. У меня действительно могло быть все в новом городе, новой школе, а я захотел большего. В итоге все потерял — за что бился и что пришло само. Забавно, каждый день я засыпал и просыпался в полной темноте с одной только мыслью. Нет, не о Токаревой или баскетбольной команде. А о тебе. И не со злостью. А как бы мне хотелось вернуть время назад, сказать парням, что не буду играть с тобой и просто уйти. Тусовки с ними такая мелочь. Я не могу вспомнить ни одной совместной прогулки, зато помню каждое наше занятие. Не дословно, конечно, но названия каждой темы точно.
— Я бы тоже хотела повернуть все вспять.
Только на тот момент, где я начинаю влюбляться в тебя и предотвратить его.
В комнате повисла тишина, только компьютер умиротворяюще шуршал и иногда издавал звуки, будто ракета идет на взлет. В доме не было никого, кроме нас двоих, и эта давящая тишина меня пугала.
— Опустим твою неопределенность в собственных желаниях и чувствах и перейдем к ключевому моменту, — начала я. — Ты проснулся, увидел себя таким и что дальше?