— Подними голову, — приказала я, застегивая пуговицы на горловине рубашки на Филиппе.
— А это не слишком… по-клоунски?
— Ты, наверное, хотел сказать «вычурно». Нет, там все такие будут.
— Я же не в театре играть собираюсь, а на дискотеку.
— Ты ставишь под сомнение мой вкус?
— Нет, — не успел закончить парень.
— Тогда стой и восхищайся. А теперь плащ, — и я эффектным выбросом ткани за спину Филиппа застегнула последний штрих черной сверкающей брошью на груди. Отошла на шаг, осматривая свое творение. Гордость так и гладила по головке.
Над образом Филиппа я голову не ломала — вдохновленный произведением Гастона Леру, которое я могу читать и слушать в опере без остановки. Обычную белую рубашку мы с жуками украсили объемными рюшами, плащ из черного бархата расшили бисером, создавая видимость ночного неба (над ним работала целая колония муравьев), с серебряными нитками, атласной подкладкой. Ушили брюки, заправили в высокие сапоги, больше подходящие для конного спорта, добавили массивный ремень и перчатки и, конечно, завершили символом Призрака Оперы — маской, закрывающей одну сторону лица. Если не это идеальный образ для Филиппа, то пусть меня заставят выпить ящик газировки.
— Чего ты так смотришь? — спросил парень, поправляя рукав.
— Просто любуюсь, — наверное, в моем взгляде и дурацкой улыбке слишком явно читалось восхищение и влюбленность в образ. Или в Филиппа в этом образе.
Или в Филиппа.
— Ты такой красивый, — сделала я комплимент и тут же опомнилась. — Благодаря мне.
— Уверен, что скажу это завтра и тебе. Хотя, сейчас ты красива, как и каждый день.
Я молчала, находясь под внимательным взглядом парня. В горле запершило, по телу прошлась волна жара.
— Надеюсь, ты сможешь завтра надеть ее самостоятельно, — я достала из рюкзака маску и подошла ближе, показав, как ее правильно крепить.
— Мы не поедем завтра вместе? — горячее дыхание Филиппа задело мою руку на его щеке.
— Лучше тебе заехать за Изабеллой. Так романтичнее.
— Лив, — Филипп взял мою руку и остановил на своей щеке. Он смотрел мне в глаза и выглядел серьезным. — я бы хотел пойти с тобой, а не с ней.
— Филипп, остался один день. Рисковать уже нельзя. Неужели она тебе не нравится?
— Нравится, но послушай. Действительно, остался один день, так почему бы нам просто не оставить все на своих местах, раз так случилось.
— Мне пора домой, — скороговоркой выпалила я и выдернула руку. Спешно принялась застегивать рюкзак, стоя спиной к парню. Мне нельзя тут оставаться и дать ему себя уговорить. Нечестно по отношению к Филиппу испортить все на финишной прямой. Я не смогла исправить то, что натворила, так пусть это сделает другой человек. Понимаю, ему страшно, но он осознает, что так было нужно.
— Лив, неужели ты не видишь? Ты единственный человек, который называет меня полным именем, а не тремя буквами. Когда ты приходишь, в этом паршивом холодном доме становится светлее, и дело даже не в открытых шторах. Тебе никогда не надо было штукатурить меня, чтобы просто находиться рядом. Я знаю не только твой секрет, но и тебя. Я знаю, что у тебя зеленые глаза, когда их освещает солнце. Я замечаю, что ты ешь только овощи и гарнир, потому что ты вегетарианка. Как ты помогаешь мне сблизиться с другой девушкой, забив на школу, сон, свою магию. Защищаешь от злых кассирш, — Филипп усмехнулся. Я чувствовала, как он подходит все ближе. — Я вижу, как тебе больно, ты действительно раскаиваешься. Но, Лив, я не обижен на тебя. Более того, ты сделала из меня настоящего меня, и я могу это принять. Осталось только тебе простить меня и… принять.
Я медленно повернулась, прекрасно зная, что меня обезоружат щенячьи глазки. Филипп всем своим видом показывал, как ждет ответа. Он снял маску, дышал ртом, его рука снова потянулась ко мне, пришлось отступить назад, задев стул.
— Не забудь, в восемь начало, — кинула напоследок и убежала, молясь, что он не догонит меня у двери.
Сняла куртку с вешалки и вышла на улицу в не застегнутых сапогах и без верхней одежды, лишь бы поскорее убраться отсюда. Слезы жгли глаза, сводило скулы, но я держалась, нельзя разреветься в такой момент. Я заварила эту кашу и должна доесть ее до последней ложечки.
В комнате рухнула на кровать в полной темноте. Звук сообщений на телефоне отзывался эхом в моей голове, он звучал каждые десять секунд, заставляя меня закрыть уши подушками.
Завтра все закончится.
[1] Потрясающе
Глава 26
Проснулась с паршивым настроением и стянутым не смытым макияжем лицом. Глаза болели то ли от слез, то ли от засохшей туши, испачкавшей нежно-розовую шелковую наволочку. Телу тоже было неприятно спать в джинсах и теплом свитере. Я села на кровати, приглаживая воробьиное гнездо на голове, да так и замерла в шоке, но не от увиденной себя в зеркале, а от того, что предстало напротив.
На дверце шкафа аккуратно висело черно-красное платье, но не то, которое вчера купила я, а совсем иное. Медленно подошла и прикоснулась к лифу, сделанному в форме сердца. Букашки столпились на столе дружной толпой, наблюдая за моей реакцией.
— Это вы сделали? — вспомнила, что хотела его ушить по фигуре, но пришла в паршивом настроении, позабыв обо всем.
Букашки синхронно кивнули.
Они из невзрачного старомодного платья сделали нечто невероятное. Убрали рукава, оставив вместо них свободно болтающиеся нити черных бусин, укоротили длину чуть выше колен, заменили бант крючками и шнурками для имитации корсета. Однотонную красную юбку обшили крупными черными кружевами и добавили еще больше сетки для пышности. Но самым главным элементом были крылья, пришитые к спине. Точнее кружева со вставленными спицами, имитирующее скорее не бабочку, а мотылька со сложенными крыльями.
— Ребята, — мой голос сорвался от вновь накатанных слез. Я не считала своих насекомых бездумными экспериментами, которые только выполняют приказы, словно создания Франкенштейна, но что они способны на творческую деятельность — было для меня сюрпризом. — Я чувствую себя Золушкой, — улыбнулась, осматривая свою армию, выстроившуюся на столе для похвалы.
На голову что-то опустилось. Сенокосец с потолка криво завязал на затылке маску, которую украсила для меня мама. Мой образ готов.
Вечером, надевая сережки перед зеркалом, была уже полностью готова. Волосы убрала в небрежный низкий пучок с выбившимися прядями. Самое сложное было с подбором украшений, мои фенечки уже не подойдут под такой женственный образ.
— Ливана, к тебе пришел мальчик, — крикнул папа с первого этажа.
Мальчик? Филипп все-таки не послушал голос разума, а пришел ко мне?
Спускалась вниз с волнением. С одной стороны, настроение поднималось об одной только мысли о Филиппе, но с другой, будет лучше, если он подумает о себе и своем будущем.
Увидев яркую куртку, моя улыбка поникла. Юри стоял в дверях и ждал меня в компании отца.
— Что ты тут делаешь? Мы же договорились встретиться в ДК.
— Решил устроить тебе сюрприз, чтобы ты не мерзла в автобусе.
На самом деле подвозить меня должен был отец. Поэтому он и сидит на первом этаже, ожидая, пока я соберусь, и он наконец-то освободится на вечер.
— Правильное решение, — щелкнул пальцами папа, радуясь, что не придется выходить на холод.
— Пойду захвачу сумку, — сказала слишком грустно, но вроде Юри не заметил моего расстройства.
Дядя Паша, выходя из своей комнаты прямо напротив моей, уставился на меня.
— О-ля-ля, в России празднуют Хэллоуин?
— День дурака тоже празднуют, — ответила, направляясь вниз.
Парень приехал на такси, на котором мы добрались до Дворца Культуры. Всю дорогу я была погружена в свои мысли, испытывая тревогу. Помада давно стерлась от постоянного покусывания нижней губы, кольцо нервно крутились на пальцах, смотрела в окно, не фокусируясь на происходящем. Юри же был в отличном настроении, освежил цвет волос до насыщенного голубого. Он аккуратно придвинулся ко мне на заднем сиденье и взял меня за руку. Его ладонь была холодная и сухая, совсем не то, что мне сейчас нужно.