— Учатся и учатся, отдыхать детям некогда, — как-то по-доброму проворчала женщина, удаляясь от гостиной. Вероятно, она видела, как мы пришли в окно, но почему-то не спустилась.
— Твоя бабушка такая милая.
— Алла не бабушка, — Филипп не отрывал взгляда от тетради. — она наша экономка.
Я захлопала ресницами.
— Ты серьезно? Сколько еще слуг в этих хоромах?
— Больше никого.
Мне хотелось расспросить его больше, но я не знала, как корректнее это сделать. Вдруг он посчитает меня меркантильной или переходящей личные границы. Все-таки мы знакомы всего один день и судя по тому, что Филипп не задал мне ни одного личного вопроса, сближаться он не намерен.
Дописав последний номер, Филипп пригласил меня пройти в столовую, она находилась как раз параллельно нам в другой арке. На самом деле эта комната лишь предполагалась быть столовой, но сейчас она была пуста, лишь в другом конце, прямо напротив панорамного окна, в которое была встроена дверь, ведущая на задний двор, располагался кухонный гарнитур металлического цвета и барная стойка, которая и служила здесь обеденным столом.
Алла была очень милой женщиной, она бегала вокруг нас и расспрашивала о дне, проведенном в школе. Филипп отвечал односложно, а Алла не допытывала подробности, сразу переходила на другую тему. Нам предложили мясо, завернутое в капустный лист и отварной рис. Я согласилась только на гарнир и сок, под причитания Аллы, что девушки пошли худые, как тростинки, все о фигуре думают.
Мне бы в голову даже не пришло, что у кого-то может быть экономка. Садовников можно было встретить или клининг по вызову, но, как правило, все семьи занимались своими домами самостоятельно.
За окном уже стемнело, крупные хлопья не спеша падали с неба, освещаясь золотистым светом садовых фонарей. Я залюбовалась этой картиной, тем более из окна в полный человеческий рост. В воздухе витал аромат жареного, Алла не прекращала свои вопросы, а мои колени изредка дотрагивались до ног Филиппа, свисающих с высокого стула. Точнее он полной стопой касался пола, я же болтала ногами в воздухе.
Взяв с собой тарелку печенья, мы вернулись в гостиную, и я приняла решение приступить к французскому, чтобы завтра на уроке Филипп не ударил в грязь лицом. Как и во всех школах у нас было обязательным изучение английского, но также добавлялся один европейский язык по выбору: испанский, итальянский, немецкий или французский. По чьему выбору непонятно, нас ставили перед фактом. И как же мне повезло, что нашему классу достался именно родной мне язык страны лягушачьих лапок. Если дома у бабушки Джаннет я выражала собой сгусток позора, то в школе я была просто звездой данного предмета.
Филиппу было тяжко. Пусть он и учился в неплохой школе, где тоже преподавали французский, упор там был явно не на него. Парень мог прочитать пару-тройку слов и то с неправильным произношением, а уж о построении предложений речи быть не могло. Поэтому я кинула все свои силы на постановку речи, не режущей слух, чтобы он хоть половину текста мог прочесть.
— Все настолько плохо? — спросил Филипп, поднимая на меня глаза. Думаю, по моему сморщенному носу он и так все понял.
— Половина группы примерно так и читает. Преподавательница достаточно лояльная, на тройку вытянет.
Наш класс во время урока иностранного языка делился на две группы, одна шагала на французский, другая на английский, на следующий день мы менялись, поэтому учителя у нас были одинаковые.
— Если повезет, и мы попадем в одну группу, я, так уж и быть, сяду рядом с тобой.
— Предашь свою первую парту?
— Ты шутишь? Я мечтаю оттуда сбежать уже несколько лет.
— Мне всегда казалось, что на первых партах сидят одни зубрилки.
Так оно и было. Наш класс и так весь состоял из отличников, но были прям яростные фанаты учебы: наша староста, Маринка, Витя, который мечтал поступить на бюджет в самый крутой институт страны, и я, которую посадили в эту компанию из вредности. Время от времени на первую парту попадали мальчишки из самой шумной компании, чтобы их усмирить. Получалось не очень.
— Меня заставили.
— Почему? Плохо себя вела?
— Нет, Натусик думает, что я списываю.
— Это правда?
— Да.
Филипп рассмеялся.
— Мне подсунули аферистку в репетиторы!
— Эй, тебе же лучше. Ты как больше хочешь — зубрить и делать все по правилам или запомнить окольные пути и не париться?
— Ладно, учить я точно ничего не хочу.
Филипп сделал попытку прочесть еще одно предложение, я тут же зажмурилась и застонала.
— Как тебя вообще взяли к нам учиться? У нас очередь из лучших учеников города расписана на несколько лет.
— Деньги многое решают.
У нас тоже учились далеко не бедные дети, но, многозначительно осмотрев комнату, в которой мы находимся, я сделала вывод, что Филиппу было просто продвинуться на вершину списка.
— Ты тоже хочешь поступить в какой-то крутой ВУЗ? Поэтому тебе нужен диплом из такой же школы? — задала вопрос я, чувствуя, что атмосфера располагает к общению.
— Я — нет, мама — да.
— А сам-то ты чего хочешь? — Я обняла колени руками и положила на них голову, рассматривая Филиппа чуть снизу.
— Я хочу стать профессиональным спортсменом.
В тусклом освещении рельеф его лица был особенно выраженным. Узкий подбородок, острый нос и идеальная кожа, будто посыпанная мелкими блестками. Меня кольнула зависть, хотя до этого я не страдала комплексами по поводу собственной кожи. Филипп был не просто симпатичным парнем, он был красивый, в добавок к тому, что он без притворства заинтересованно слушал меня весь вечер.
Я начала понимать, что до полного потопления моего корабля осталось совсем немного.
— Дай угадаю, волейбол?
— Баскетбол.
— Почти.
Я знала, что баскетбол, у меня даже в голове это вертелось, но мозг потерял контакт с языком, и я сморозила совсем не то, что хотела.
— И что тебе мешает?
Филипп пожал плечами.
— В своей школе я был капитаном команды, все силы вкладывал в игру. Вытягивал город на соревнованиях, даже в чемпионатах СНГ выигрывали. Все понимали, спортивное будущее, поэтому мне делали поблажки в учебе. Особенно на неважных предметах, вроде твоего французского.
— Эй!
— Ну а потом мы переехали. Мне предлагали хотя бы два раза в неделю ездить в родной баскетбольный клуб, но это слишком далеко. Поэтому я стал искать в вашем городе, куда могу перевестись. В вашей школе самая крутая команда, поэтому я упросил маму записать меня сюда. Ну а пока я еще не в команде, и никто мне тройки рисовать не собирается, я должен как-то держаться на плаву.
Наши спортивные команды, как и все остальные направления внеурочной деятельности, были направлены только на успех. Туда действительно принимали не всех, а слабые звенья выбывали громко и с позором.
— Если ты и правда настолько крут, то тебя возьмут, не переживай. А я пока побуду твоим спасательным кругом.
— Еще раз спасибо, что согласилась, — он посмотрел на меня, и его глаза блеснули в темноте.
— А почему вы переехали, если все было так хорошо? — как бы невзначай спросила, разглаживая оборки на юбке.
Филипп хмыкнул.
— Родители развелись. Как-то внезапно, — он опустил голову, в голосе пропали все яркие нотки, он стал тише. Я сразу поняла, пусть Филипп уже большой и понимающий мальчик, эта тема все равно для него болезненная. — Они ругались часто и говорили про развод, но дальше слов это не заходило. Пока мать не пришла с документами и в срочном порядке не потребовала суда. Теперь она работает в столице, отец тоже не остался в том городе, ну а мне не хватило всего лишь года до совершеннолетия, чтобы меня оставили в покое.
Кошмарно, когда тебя выдергивают из привычного ритма жизни так внезапно. Теперь я поняла, почему перевод Филиппа в другую школу был посреди учебного года. Вероятно, его родители больше не могли находится вместе или просто не хотели думать о ребенке, пусть уже и взрослом. Не представляю, какой это стресс, хотя по Филиппу так и не скажешь — всегда улыбчивый и на позитиве. Может, он и правду так оценивает ситуацию или все же надевает маску.