Прочтя материалы по убийству, она заметила, что Лурье не слишком усердствовал, сразу уверовав в виновность Романа Вагнера и даже не попытавшись проверить другие версии: в конце концов, старший Вагнер являлся богатым человеком, у которого наверняка полно врагов или как минимум конкурентов, которые желали бы от него избавиться! Протоколы допросов членов семьи оказались до странности лаконичными и лишенными деталей, и Лера удивилась, не обнаружив в деле показаний служащих бизнесмена, которые пролили бы свет и на его личность, и на то, кому он мог насолить. Единственным, что имело хоть какую-то ценность, стали довольно подробные отчеты патологоанатома и судмедэксперта, которые она изучила с особым тщанием. Нельзя сказать, чтобы они ее удовлетворили, так как почти полностью совпадали с информацией, которую ей сообщил Олег Куделин. Правда, кое-что все-таки отчеты проясняли. Во-первых, рядом с телом убитого была найдена шпага времен Наполеоновских войн с эфесом, украшенным золотой инкрустацией. На шпаге присутствовали отпечатки пальцев Романа Вагнера, однако не слишком четкие, что вызвало у судмедэксперта недоумение. Если бы их пытались стереть, то почему сделали это настолько небрежно? Другое холодное оружие из коллекции Вагнера в его кабинете также было проверено на предмет наличия «пальчиков», и выяснилось, что Роман прикасался не только к орудию убийства. В сущности, это неудивительно: в конце концов, Карл Вагнер приходился ему отцом, и сын вполне мог временами захаживать в кабинет и брать в руки все эти сабли, шпаги и ятаганы! Патолог написал, что Вагнеру-старшему нанесли три ранения, однако умер он, скорее всего, от первого же удара в яремную вену. Выходило, что убийца был очень зол на свою жертву, иначе зачем бы ему продолжать колоть труп! Занятно, что Карл не оказал сопротивления – знал убийцу, доверял ему? Значит, скорее всего, это что-то личное… Больше ничего полезного Лера в отчетах не нашла. На вопрос, как именно он получил информацию о том, что Роман Вагнер находится в больнице, Лурье лишь буркнул что-то насчет «умения работать со свидетелями», и все.
Убиенный проживал в особняке с колоннами из розового гранита. Лере всегда казалось, что подобные сооружения безвкусны, однако тут ей пришлось скрепя сердце признать, что чего-чего, а чувства стиля у Карла Вагнера было не отнять: здание смотрелось величественно и нисколько не напоминало те, какие ей доводилось посещать до сего момента – там жили нувориши, понятия не имеющие, что по-настоящему красивый дом не обязательно должен быть украшен множеством башенок и витражей! Ворота оказались под стать особняку: тяжелые фигурные решетки позволяли разглядеть участок, на котором в это время года произрастало множество цветов и декоративных кустарников. За садом, несомненно, хорошо ухаживали. На звонок ответил не охранник в униформе какого-нибудь ЧОПа, а пожилой мужчина в резиновых сапогах и длинном фартуке, испачканном землей. Узнав, кто Лера такая, он позвонил в переговорное устройство, расположенное на внутренней стороне ворот, и получил разрешение впустить визитершу.
С любопытством озираясь по сторонам, она двинулась в сторону главного входа, успев заметить, что задняя часть дома выходит к лесу, а высокий забор увит каким-то вьющимся растением, полностью скрывающим кирпичную кладку. Поднявшись на крыльцо, украшенное стоящими в высоких каменных вазах и висящими на длинных рейках кашпо с цветами, Лера потянулось было к ручке, но отпрянула от неожиданности, так как дверь распахнулась и на пороге нарисовалась молодая женщина, судя по ярко выраженной восточной внешности, уроженка Киргизии или Казахстана.
– Вы из Следственного комитета? – скорее констатировала, чем спросила она и, не дожидаясь ответа, посторонилась, пропуская Леру в прихожую.
– Хозяйка вас примет в гостиной, – добавила она. – Идите прямо и упретесь прямо в нее.
Лера подумала, что слово «упретесь» меньше всего соответствовало размерам дома: снаружи он казался меньше, а внутри оказалось столько места, что можно оборудовать каток олимпийских размеров только в одном фойе! Коридор был широким, а по обе стороны от него располагались двери в комнаты – резные, тяжелые, видимо, из ценных пород дерева, хотя Лера плохо разбиралась в таких вещах. Широкая арка открывала замечательный вид в гостиную – комнату поистине гигантских размеров, оформленную в желто-коричневых тонах. Лере почему-то пришло в голову, как трудно, должно быть, производить уборку в столь обширном помещении, даже при том, что в нем стояла только мягкая мебель! Ковры с густым ворсом казались небрежно брошенными на пол, однако впечатление было обманчивым: они лежали в строгом порядке и составляли отлично подобранную гамму – от молочного и светло-желтого до шоколадного. Обычно Леру раздражало, когда гостиную называют залом: особенно забавно это звучит, когда так именуют простенькую комнату в деревенском доме или какой-нибудь хрущевке, однако сейчас она впервые осознала значение понятия «зал», которое в полной мере соответствовало обстановке. В массивном кресле восседала женщина средних лет в элегантном сером костюме и с шелковым шарфиком, повязанным вокруг шеи в качестве украшения. Впрочем, не единственного: на ухоженном указательном пальчике правой руки зловеще-насмешливо посверкивал при тусклом искусственном освещении огромный бриллиант. На первый взгляд хозяйка дома показалась Лере чересчур моложавой для своих лет, однако при ближайшем рассмотрении стали видны мелкие морщинки вокруг глаз, которые не удалишь никакой пластикой. Но главным указанием на возраст были выражение лица и взгляд, присущий только умудренным жизненным опытом людям – пронзительный и оценивающий. Лера решила, что Луиза Вагнер скорее некрасива – уж больно длинное у нее лицо с тяжелым подбородком, а нос чересчур крупный и тоже длинноват. Лера поздоровалась, Луиза лишь слегка наклонила голову. Такое сухое приветствие можно было объяснить как проявлением горя от потери любимого супруга, так и высокомерием, присущим большинству состоятельных людей.