— Просто оставьте его. У нас хватает припасов на путь.
Бейрд фыркнул.
— Оставить? О чем ты? Я не могу его бросить, юноша. Ты хоть понимаешь, какие там сокровища?
— Нет, но там не может быть ничего ценного. Иначе вы бы не попрошайничали.
Тут Бейрд смог высвободить рюкзак. Он умудрился ударить локтем в поясницу Каэла.
— Ты хоть раз задумывался, что я мог попрошайничать, потому что мне этого хотелось?
Впереди раздался вздох.
— Почему мы не подумали об этом? Это же понятно, — сказала Килэй.
Каэл надеялся, что она шутит.
Бейрд погрозил в сторону ее голоса.
— Это было не самое почетное задание, но я был избран для него! Судьба никогда не объясняет всего.
Он взмахнул рюкзаком, чтобы повесить его на плечи, и сумка застряла в шипах над ним.
Лямки так запутались, что Каэл пару минут вырезал их. Острые листья мешали ему, как только он отрезал ветку, она отлетала и царапала в возмущении его пальцы. Он был благодарен, когда трещина закончилась.
Они выбрались из шипов на каменную площадку на другой стороне. Тут воздух был резче, росли высокие сосны. Серое стальное небо было над ними, и Каэл с потрясением понял, что они попали в Беспощадные горы.
— Нам даже не пришлось идти по Поляне, — сказал он.
Килэй схватила его за плечо.
— Лучший путь всегда приводит туда, куда нужно, быстрее и без проблем.
Он не думал, что трещина с шипами не была проблемой, но был слишком радостным, чтобы спорить.
Каэл глубоко дышал, пока они шли. Он не понимал, каким тяжелым был воздух низин, пока не вдохнул с легкостью воздух гор. Тут его не жгло солнце, его одежда не пропитывалась влагой. Постоянный шум, который ему приходилось терпеть долгое время, сделал приглушенный голос леса на склоне слаще. Запах сосен заполнял бреши между деревьев. Он был в его носу, и голова становилась легче.
Он был потрясен силой морей и щедростью долин, был очарован лиственными башнями леса. Он мог описать свои ощущения в каждом уголке королевства. Но не было ощущения лучше возвращения домой.
— Мы здесь! О, Судьба, мы все-таки здесь, — сказал Бейрд, тряся в восторге рюкзак Каэла. А потом он притих. — Ах… куда теперь?
Килэй удивленно посмотрела на него.
— У вас нет плана?
— Нет, конечно. Бард не строит планы. Он идет по шагу за раз, поворачивает с тропой. Я годами хотел попасть в горы. Теперь я тут, — он широко улыбнулся под повязками. — Я хочу насладиться ими.
Каэл знал, что, если они не будут осторожны, наслаждаться будет нечем.
— Нужно идти выше, — он отцепил Бейрда от рюкзака и прикрепил его к Килэй. А потом он выбрал склон, где было меньше острых камней и начал взбираться. — Погодите, я посмотрю, где мы. Это будет недолго…
Он замер. Склон перед ним резко обрывался. Он обрывался и становился ровным, словно в горе высохла река.
Дно было неглубоким, но широким достаточно для телег и лошадей. Впадине пересекала склоны, разбивая камни. Все на ее пути было раздавлено или отброшено, как отпечаток ноги на песке.
Конца впадине не было. Путь шел вперед и назад по горам, взбирался и пропадал за облаками. Издалека казалось, что большая змея обвила гору, сдавила ее так, что остался глубокий след.
Грудь Каэла была пустой, он следил за линией, вырезанной в горе. Веселая болтовня его товарищей набегала на него, как волны на камень.
— Пламя…
— Что? Что там? — Бейрд поворачивал голову. — Бандиты? Тролли?
— Дорога, — сказала Килэй, встав рядом с Каэлом. — Слухи не врали. Титус покорил горы.
Бейрд фыркнул.
— Невозможно. Горы — сердце диких земель, это место в королевстве все еще было нетронутой красотой. У гор свой дух. Непокорная опасность. Страшно думать, сколько тут не упокоенных душ. Полчища сияющих призраков…
Бейрд болтал, но Каэл его не слышал. Он затерялся в мыслях, будто спал. Он надеялся, что, если крепко зажмурится, то проснется и поймет, что это лишь сон. Но… нет.
Радость пропала, сменилась такой глубокой ямой, что он не ощущал дна. Он заставлял ноги двигаться, но не ощущал их. Он заставлял себя идти по шраму в горе.
Как скоро вдоль дороги появятся города? Как скоро острые края будут разбиты, а вены закрыты металлом? Как скоро горы заполнят торговцы и будут смотреть на виды, предназначенные только для лесников?
Нападения и пожары были лишь началом войны Титуса. Дорога ее закончит.
В груди Каэла все бурлило, там вспыхивали огни. Это сделал Титус. Поваленные деревья, разбитые камни и ставшие ровными склоны были следами графа. Его дорога была вырезана поверх всех опасностей и чудес гор, остался шрам.
Когда они завернули, раскаленная сталь в груди Каэла зашипела и остыла. Они наткнулись на развалины деревни… дорога Титуса пересекала ее посередине.
Эта деревня была меньше Тиннарка: горсть домиков на склонах. Их двери были темными и пустыми, невидящие дыры. Крыш не было, дома были открыты небу, обгорели по краям.
Весенние сильные ливни заполнили трещины, что зима оставила в их стенах. Теперь, посреди лета, дома были искорежены. Они склонились на балках от веса кустов, что проросли на них. Их кости были покрыты венами плесени.
Развалины обрамляли дорогу, дверь пропала с небольшого склада, его содержимое забрали. Язык Каэла прилип к нёбу, когда он проходил мимо обвалившихся руин. Он был посреди деревни, когда его взгляд упал на то, что чуть не остановило его сердце.
Скелеты лежали на дороге. Некоторые были нетронуты, но большую часть разорвали на куски звери. Из одного черепа торчала стрела. Несколько удерживали у земли копья. Несколько скелетов было слишком маленькими.
Роланд всегда говорил, что жить в горах было как жить в пруду — это было возможно, пока хватало дыхания.
— Бесполезно спрашивать, умрет ли человек в горах, — говорил Роланд. — Лучше спросить, когда.
Каэл знал это. Если бы этих жителей не убили, но они все равно погибли. Смерть была частью жизни в горах. Но это было другим. Это… это было…
Его тошнило. Каэл упал на колени, его завтрак вылетел из него. В желудке ничего не оставалось, а он все равно давился и задыхался.
Шаркающие шаги Бейрда послышались рядом. Он нащупал лицо Каэла. Его пальцы обвели его подбородок, другой рукой он прижал флягу к его губам.
— Осторожнее, юноша. Тело всегда пытается убрать из себя все, чему не может противостоять. Болезни, инфекции… хмм, но это другое, — пробормотал он, пока Каэл пил. — Если не ошибаюсь, это болезнь Виндикуса.
Каэл слышал о Виндикусе Сломленном много раз, даже сосчитать не смог бы, но никто не говорил о таком. Когда он это сказал, Бейрд сжал его подбородок.
— Ах, тут ты ошибаешься. Ты думаешь об эпидемии, но я говорю о более опасной болезни — ненависти, что пылает так сильно, что поглощает человека из нутрии.
Каэл медленно проглотил воду.
Он не подумал об этом раньше, но его история была очень похожа на историю Виндикуса: их дома были разрушены, они решили отомстить за них. Виндикус прошел врата врага один. По легенде он боролся годами без еды, воды или сна, терзал врагов, и гнев боя питал его.
Он боролся так много лет, что его рука срослась с рукоятью меча, и лезвие стало его Рукой. Только когда последний противник пал, Виндикус погиб: без гнева боя его тело не выдержало и рассыпалось, как пыль. Осталась только его Рука.
Так заканчивалась история. Но никто не говорил, почему Виндикус рассыпался и умер. Каэл всегда думал, что дело было в истощении. Но теперь…
— Ненависть была болезнью Виндикуса, — тихо сказал Бейрд. — Он дал ей закипеть, настояться. И его ненависть росла, наполняла его вены, его сердце. Ах, но Ненависть — голодный зверь, она всегда должна есть. Он быстро увядал, ведь поглощать было нечего. Он высыхал с каждым часом все больше. Боль кипел, и Виндикус стал Ненавистью. И, когда последние его враги пали, он перестал существовать. Я слышу зловещие отголоски зверя в твоей груди, юноша, — сказал Бейрд, тыкая в него пальцем. — Ты должен быть выше нее. Не давай Ненависти захватить твое сердце.