— Ты убьешь меня?
— Уничтожу, — прорычал он, когда Гвен поднесла топор ближе к горлу Килэй. — Ты будешь лишь кровавым пятном на моей пятке. Останется так мало, что даже личинки не потревожатся.
— Да? — топор коснулся шеи Килэй.
Каэл направил стрелу на глаз Гвен.
— Предупреждаю. Ничто тебя не спасет, если ты ранишь ее, ни в этой жизни, ни в следующей.
Ее кожа пылала, она прорычала:
— Я попро…
— Хватит! — Гриффит вонзил меч в землю и вскинул руку. — Они только играют. Прошу, не убивай мою сестру.
— Тогда скажи своей сестре убрать топор от моего друга, — прорычал Каэл.
По его кивку Гвен толкнула Килэй вперед. Она вскинула бровь, он опустил стрелу.
— Ты бы в меня выстрелил?
— Я уже стрелял в тебя. Меня не понадобилось бы уговаривать.
Почему-то Гвен от этого широко улыбнулась.
— Ты ранена? — Каэл притянул Килэй к себе. — Твоя голова…?
— Все хорошо, — пробормотала она, отбивая его руку. Она махнула Гвен. — Начнем.
— Погодите, что начнем? — он схватил ее за руку раньше, чем она отошла. — Я тебя не подпущу к этой безумной…
— Дикарке, — исправила Гвен.
Каэл не видел разницы.
— Паразитка совершала преступления против нашего народа, — сказал Гриффит, указав на дикарей.
Каэл застонал.
— Что ты с ними сделала?
— Ничего страшного.
— Ты привела к нам виннов! — сказала Гвен.
Килэй пожала плечами.
— Тогда это казалось правильным.
Гриффит быстро встал между ними.
— Как только паразитка отплатит долги, все будет прощено. Но до этого она будет нашей пленницей.
— Нет уж, — прорычал Каэл. — Идем, Килэй. Найдем Бейрда и…
— И что? — она вскинула брови. — Куда мы отправимся? Какой план?
Он не знал. Он не мог спуститься с гор, не мог подняться. Он оказался в ловушке посередине. И Килэй это знала.
— Я вижу два варианта, как мне кажется, — сказала она, скрестив руки. — Ты или будешь бродить по горам до конца жизни, стеная, как призрак, или сделаешь что-то полезное. Я выбираю последнее.
— Нет, ты не выбираешь. Ты попала в беду, и я застрял тут, пока ты отплачиваешь долги. Как долго это будет длится?
— Сколько нужно.
Она улыбнулась ему через плечо и пошла по холму. Гвен следовала за ней с ухмылкой, оставив Каэла с дикарями.
Они цеплялись за раны и смотрели перед собой с пленкой усталости на глазах, ждали. Каэл тяжко вздохнул, потому что так он не ощущал боль в сердце.
Он взял Гриффита за руку и повел в другую сторону.
— Идем. Подлатаем эти раны.
* * *
Лазарет стоял отдельно на вершине холма. Его стены напоминали зубы ведьмы: почерневшие и обломанные, торчащие под странными углами. Крыша пропала. Каэл не хотел приближаться, но ноги шли сами. Они вели его туда, пока он не оказался среди развалин.
Обломки кроватей усеивали пол. Многие были перевернуты или сломаны. В шкафу осталось лишь несколько разбитых склянок настоев. Жар огня поглотил остальное.
Доски скрипели под весом Каэла, он прошел в кабинет Амоса. В горле появился комок, когда он увидел разбитый тол и пепел от кровати Килэй. Но больше всего ранило другое. Он и не думал, что ему этого будет не хватать.
Книги Амоса об исцелении валялись на полу, остались пустые обложки, названия были выжжены. Обрывки страниц упрямо цеплялись за корешки. Как много раз он заставал Амоса ночью над книгами…?
— Ну?
Гриффит стоял за ним и терпеливо ждал, как и еще группа дикарей. Каэл так погрузился в мысли, что забыл о них.
— Да. Я начну с самых серьезных ран, — сказал он, вспоминая дни, когда лазарет был полон. — Раны головы, сломанные кости и прочее. А потом разберусь с царапинами. О, — он посмотрел на дикарей, стараясь выглядеть строго, — если вам кажется, что что-то не на месте, так мне и скажите. Нет ничего хуже залеченной раны, которую придется разрезать снова. Ясно?
Он принял приемлемое количество кивков, выстроил их в очередь. Каэл старался не думать, как сильно был похож на Амоса.
Первым пациентом был старик с раной, словно меч опустился на его голову. Каэл несколько минут очищал рану от засохшей крови и заразы, а потом начал лечить.
— Еще день вот так, и вы бы умерли, — бормотал Каэл, разглаживая большим пальцем белый шрам на голове старика. — Нужно было раньше этим заняться. Удивительно, что это вас не убило.
— У меня был выбор? — проворчал старик. Он осторожно ощупал работу Каэла, его рот раскрылся.
— Можно было обратиться к целителю.
— Какому? Как думаешь, много их у нас? — старик пронзил Гриффита взглядом. — Если бы я знал, что он гремучий, я не дал бы ему себя рассечь!
Гриффит с улыбкой покачал головой.
— Он просто глупый.
Каэл особого улучшения в словах не видел, но это успокоило старика. Как только он ушел, Гриффит объяснил:
— У дикарей давно не рождался целитель. Это редко случается, и они надолго не остаются.
— Потому что они слабее остальных? — догадался Каэл.
Гриффит вскинул брови.
— Слабее? Нет, шептунов слабых не бывает. Главное, чтобы было равновесие. Мы нужны друг другу. Целители не задерживаются, потому что им сложно. Они переживают из-за ран, — он пожал плечами. — Так мой отец говорил.
Каэл не знал, прав ли был его отец. Насколько он помнил, раны не заставляли Амоса переживать. Он только ворчал из-за них. Но он не собирался это объяснять Гриффиту.
Очередь казалась бесконечной. Каэл так сосредоточился, что перестал видеть их лица. Он выныривал на миг, когда они подходили, как из волн моря. Обнаруживая, где рана, он погружался обратно, терялся в глубинах.
Не так давно исцеление истощило бы его. Он не мог бы исцелить всю деревню, не получив головную боль шептуна. Но после долин это казалось… простым. Он был уверен, что ничто так не утомило бы его разум, как бесконечные дни вспахивания Полей. По сравнению с этим, соединять кожу было просто. И хотя дикари все приходили, у него оставалось немного сил.
Гриффит бледнел все сильнее с каждой минутой, но не хотел получить исцеление раньше других дикарей.
— Быть Тэном — ставить нужды народа выше своих. Я еще не Тэн, но однажды буду. Это хорошая проверка, — улыбнулся он.
Каэл не понимал, зачем страдать дольше необходимого. Но частичка в нем догадывалась.
— Ладно. Скажи, если начнет кружиться голова, — проворчал он.
У последней группы дикарей были простые раны. У нескольких на руках и груди были следы зубов гончих Титуса. Глубокие следы порой задевали кость. Удивительно, сколько дикарей выжило с их ранами.
Последний пациент покинул лазарет, и наступила очередь Гриффита. Он напряженно встал, но руку Каэлу не подставил.
— Если ты целитель, откуда у тебя столько шрамов? Я видел, как ты разглаживал их, — добавил он.
Каэл задумался на миг.
— Думаю, я не стираю их, чтобы не забывать.
— Что не забывать?
— Истории.
Он указал на шрам, рассекающий бровь Каэла.
— Что это была за история?
Гриффит переминался. Каэл видел такие взгляды на лицах пациентов Амоса раньше. И он не хотел тратить время на бесполезные ответы. По его приказу Гриффит неохотно развязал бинты на шее.
Его рука была в лохмотьях от локтя до запястья. Ткань была грубой, как и в одежде дикарей.
— У вас нет хороших бинтов? — он нахмурился, когда Гриффит покачал головой. — Эта ткань слишком плотная для перевязи. В следующий раз используйте мох, если нет ничего лучше.
Первый слой перевязи был затвердевшим от крови. Каэл знал по запаху, что рана Гриффита сильно заражена. Но, когда он убрал последние полоски ткани, он понял, как все серьезно.
Шишки разной формы покрывали руку Гриффита. Лиловые синяки цвели на ней, опухшие рядом с шишками. Его ладонь беспомощно свисала с запястья искореженной руки.
Раны от зубов двумя дугами усеивали плоть: одна линия на верхней стороне руки, другая — на нижней. Они опухли, сочились белым и красным. Любой целитель отрубил бы ему руку по локоть и закончил. Каэл думал, что сможет все исправить.