«Но почему это нужно было делать?».
Он должен был ответить на этот вопрос, так его разум сможет расслабиться. Каэл держался за эту нить мысли, словно она не давала ему утонуть в глубинах моря. Он разглядывал нить, видел, как он дрожала от силы его взгляда, отчаянно пытаясь понять, к чему была привязана эта нить.
И тут в его разуме разразилась буря.
Клубок воспоминаний, слабостей и страхов вспыхивал перед ним. Его сомнение было чудищем глубин. Отражение его каждой глупой ошибки блестело в его глотке. Все застывшие тела пиратов и великанов были его чешуей. Рана Ноа была дырой в груди змея. Он выдохнул, и в его лицо брызнула кровь Тельреда.
«Твоя вина, — шипел змей сдавленным умирающим голосом Кровоклыка. — Дурак… слабак… убийца! Твоя вина».
Его сомнение вырвалось из пасти змея. Оно трепало хрупкую нить, пыталось вырвать ее из хватки Каэла, пыталось отбросить его в ожидающую раскрытую пасть черного зверя.
Но Каэл держался. Его разум дрожал от усилий. Должен быть способ утихомирить змея, утопить черного зверя. Что-то необычное. Он должен найти силу, о которой говорила Гвен. Силу, что он дал себе, силу, чтобы сделать то, что требовалось…
И тут он понял.
Красивые берега сияли на горизонте. Он видел их тепло сквозь дождь, слышал шепот их обещания на ветру. Каэл забыл об опасностях. Узел появился на его хрупкой нити, тот же узел, что удерживал все невозможности вместе. Каэл держался и притягивал себя к кораблю.
Он смотрел на знакомые лица на палубе, смотрящие на него, ощущал жар в теле. На его истории были пятна, на руках была кровь, в сердце были дыры. Моря перед ним были темными от неуверенности. Но тут он увидел цель… и она была ясно написана в глазах тех, кто остался, кто смотрел на него…
Тех, кто нуждался в том, чтобы он плыл.
Тут была причина сразиться со змеем, уплыть от пасти черного зверя. Тут были воющие ветра, что пронесут его над темными волнами к берегам. Все же он все делал не ради себя…
Он делал это ради… них…
Он отталкивал их каждый раз, пытаясь сосредоточиться на задании перед собой, осмеливаясь думать о них только в самые темные мгновения… Он не мог понять, что в самые темные моменты он обнаруживал силу. Они были причиной, по которой он делал то, что требовалось.
Они были восходящим солнцем.
Они были источником его силы.
Каэл бросился с криком. Змей отпрянул под волны, дерево появилось вместо него. В этот раз, когда его ладони вонзались в кору, он думал об Амосе.
Он думал о годах, которые его дед провел, защищая его от жителей Тиннарка, об уроках, что он вложил в голову Каэла. Он подумал об Амосе, дрожащем в замке Титуса… подумал об оковах на его запястьях.
Этого Каэлу хватило.
Его любовь и ярость столкнулись, два огня пылали одинаково ярко. Они бушевали за его зубами, жевали чешую змея. Он врезался в дерево, и случилось нечто необычное.
Словно ставни открылись на его глазах. Он видел все, каждую полоску коры, каждое кольцо кожи. Он видел тысячи тонких трещин, что оставили холод, ветер и годы.
Слабость наполняла дерево паутиной. Там были бреши белой плоти, бреши в броне, куда он должен был целиться. Каэл толкнул свою волю в трещины сотней крохотных стрел. Он держал концентрацию, сколько мог, растягивая паутину.
Дерево застонало, но не поддавалось.
Каэл врезался в него еще раз. В этот раз он уже знал слабости дерева. Он знал, куда целиться. Трещины заскрипели под его силой. Он смотрел глазом разума, как они изгибаются, как лук, вопя в панике. Они уже не могли держаться.
Дерево сломалось под его ладонями. Каэл покатился вперед, увидел, как поднимается земля. Он видел узор каменистой земли, быстро перекатился через плечо и вскочил на ноги.
Половина дерева лежала рядом с ним. Слабость была ясно видна на обломанном краю, он не мог сопротивляться. С криком он раздавил ее пяткой.
Гвен ударила его. Ее кулак попал в его челюсть, и он ответил, пригвоздил ее к земле за плечи. Они возились, их удары были полны восторга, тела не ощущали боль. Их вопли распугали птиц с деревьев.
Каэл толкнул Гвен с силой в грудь.
Она врезалась в дерево, его ствол громко затрещал. Вой увял в его горле, верхняя половина дерева раскололась и упала на землю. Он сморгнул взгляд воина и потянулся к ее ранам.
— Ты в порядке?
— Ясное дело, — рявкнула она. Гвен выглядела потрепанно, вставая на ноги, хотя Каэл подозревал, что сам был бы не лучше, если бы его телом разбили дерево.
Он сделал шаг к ней, странное ощущение сковало его. Конечности ощущались… странно. Он уперся на пятку и ощутил каждую нить мышц в голени. Они натянулись вдоль кости, напряглись, когда он сделал шаг.
Они изогнулись от его следующего шага. Они хотели повернуть его ногу под определенным углом, и он позволил. Он не понимал, зачем они так изогнулись, пока его нога не опустилась на камень… пятка попала идеально.
Это имела в виду Гвен, когда сказала, что сила воина защитит его: она была там все время, тихо следила за ним, проявлялась, когда он нуждался в ней больше всего. Теперь он ощущал ее, а, значит, мог ею управлять.
— Теперь я буду меньше спотыкаться, — сказал он. Каэл прошел по кругу, улыбаясь т ощущения мышц. Его сила была скрыта в неожиданном месте. Он не думал, что найдет ее, если бы Гвен не сказала ему ту фразу. — Те слова… это была магия шепота, да?
— Мне надоело смотреть, как ты проваливаешься, — сказала Гвен, стряхивая щепки с туники. — Я подумала, что слова творца помогут тебе сделать шаг.
— Но ты не творец.
— Не творец. То были слова Сезерана. Он был последним Райтом, жившим среди дикарей, и мой отец учил его нашим приемам. Он рассказывал, что Сезеран терпеть не мог мастерить, но это из него порой вырывалось. Порой его слова оживали. Они звенели на всех языках, произносящих их. Звенят и теперь. Дикари уже знали силу воинов, — она ухмыльнулась, — но слова Сезерана заставили нас посмотреть глубже. Он помог нам отыскать истинную силу.
Каэл пытался подавить раздражение. Но, когда увидел на ладонях кучу мозолей, он быстро сдался:
— Тогда почему ты сразу не сказала мне, как ее найти? Почему заставила столько раз упасть?
Она пожала плечами.
— От слов нет толку, если ты не готов их услышать.
Глава 21
Хвост
Каэл вернулся в Тиннарк под вечер, он нес на плечах первого убитого им оленя.
Это произошло не так, как он представлял. Он не думал, что Гвен бросится к оленям, сломает одному из них шею. Он не думал, что самый большой из них бросится к Каэлу в панике, и у него из оружия будет только камень.
Но, когда он отвел руку и ощутил, как сокращаются мышцы, сдерживая его силу в идеальном напряжении, он не сомневался. Он знал еще до того, как полетел камень, что он победил.
— Поверить не могу, что ты забрал самого большого, — сказала Гвен, сверля его взглядом из-за ног своей лани.
У него был большой олень. Человек мог удобно сидеть между его рогов.
— Если бы ты подождала и не бросилась сразу, мы придумали бы, как поймать больше, — пробормотал он.
Она закатила глаза.
— Я лучше съем меньше, чем буду ждать.
Это было самым смешным, что он слышал. Но, когда он задумался, это показалось правильным.
Они оставили добычу в Зале: мастера займутся мясом для ужина, но Гвен сказала, что он мог взять шкуру и рога, если хотел.
— Можно этим украсить лазарет. Внутри мрачно, — сказала она, хмуро глядя на холм. — Я хочу, чтобы ты сегодня его доделал.
Каэл не возражал. Он столько времени кричал на мастеров, что мог день потратить сам.
Он прибыл в лазарет и увидел, что Бейрд устроил там бардак. Как-то бард нашел, куда Каэл спрятал свой рюкзак, и вывалил содержимое кучей. Теперь он сидел, скрестив ноги, на кровати и держал перчатки из чешуи дракона.