— Мы можем умереть по пути, так что какая разница? — проворчал Каэл раньше, чем она заговорила.
Килэй пожала плечами.
— Возможно. Но, могу я хоть узнать, почему слепой присоединился к нам?
Каэл тяжко вздохнул и поклялся, что почти ощутил вес на плечах, когда сказал:
— Я не мог оставить его. Он слишком много знает.
Глава 4
Паук и бард
Как только врата Оуклофта остались далеко позади, Килэй сошла с дороги в укрытие деревьев. Вскоре их окружил Великий лес.
Высокие деревья были всюду. Многие их ветви тяжело склонялись к земле. Густая тень их вершин накрывала почти всю землю, покрытую мхом.
Шорох порой доносился до них, ветер вдали колыхал верхушки. Но мир под ветвями, в основном, был зловеще тихим.
Уши Каэла вскоре начали звенеть, словно давление тишины причиняло не меньше боли, чем вой. Его легкие пылали, он понял, что задерживал дыхание. Он выдохнул, и шум дыхания прозвучал громко.
Он старался не шуметь, а Килэй шла свободно. Она двигалась с тишиной леса, ее сапоги поднимались и опускались, неся ее по тенистой земле. Порой ее плечи разворачивались к деревьям. Она склоняла голову, замедляла шаг на миг и смотрела на ветви.
Каэлу казалось, что она что-то ищет. Может, ей просто не нравилась тишина. Но ее поведение заставляло его нервничать.
— Мы в опасности? — прошипел он.
— Хмм…? О, нет. Нет.
— Тогда почему ты озираешься?
Она развернулась и прошла пару шагов назад. Он обрадовался ее улыбке.
— Я просто слушала всех. Давно не ходила по лесу.
— Слушала всех? — Каэл что-то опустил. Он замер, чтобы посмотреть, и слепой врезался в его спину.
— Мы прибыли? Мы уже в горах?
Каэл уже привык к тому, как слепой тянет его сумку, так что забыл про него.
— Мы и дня в пути не пробыли! Конечно, мы не в горах.
Он отпрянул на шаг, когда слепой впился в его сумку крепче.
— Мы еще в лесу? О, нужно идти! Не люблю эти деревья. Они коварные.
Килэй прижала ладонь к губам, но не смогла скрыть уголки улыбки.
— Нет! Нет ничего опаснее коварного дерева.
Каэл не смеялся. Он знал, какие истерики мог закатывать слепой, и он не хотел, чтобы тот начинал вопить.
— Вам показалось. Деревья не могут быть коварными.
— О, могут! — возразил слепой. — Деревья все видят, но не говорят. Сколько же гадюк за листьями? Сколько головорезов и воров? Они видели, как убивали несметное количество людей, слышали их крики. Да, слышали и видели, но никак не остановили, — его узловатые руки дрожали, он взмахнул ими. — Подумайте, какие истории они рассказали бы нам, если бы умели говорить.
И тут порыв ветра загремел среди ветвей. Он зашелестел листьями, унес их шепот… Каэл надеялся, что это был ветер. Но, хотя деревья покачивались, до земли ветер не добрался. Он слышал ветер, но не ощущал его.
Мурашки побежали по его рукам, листья продолжали шелестеть. Может, рулевой был прав, и духи были среди ветвей.
— Пламя, — выдохнула Килэй, когда воздух затих. — Вы умеете рассказывать истории, да?
— Я был бардом. Очень давно, — сказал слепой. Он подтолкнул Каэла. — Иди, юноша! Лес нужно скорее миновать.
Их шаги ускорились. Килэй говорила со слепым остаток дня. Она осторожно вела разговор, ее вопросы были несерьезными, словно она пыталась понять, насколько он безумен.
— Значит, вы были бардом?
— Пел песни и рассказывал истории, — он вдохнул носом и выдохнул в шею Каэла. — Весна почти закончилась. Скоро лето. Потом осень. Найти пару, растить птенцов, лететь зимой на юг. Наши жизни меняются от времен года, да? И каждая пережитая зима выматывает нас. Первая весна человека зеленее его последней.
От его слов кожу Каэла покалывало, а потом он призвал логику. Из-за голоса слепого слова так звучали. Если Каэл сосредоточится на смысле, то услышит бред.
— Почему вы перестали быть бардом? — сказала Килэй.
Это был странный вопрос. Барды были странниками, а слепой не мог путешествовать. Он остановился, когда погасили свет, это было очевидно. Но он ответил не так:
— Во снах я вижу красивую землю, которой не могу достичь. Я ощущал неровные тени в моей голове. Они обещали укрыть меня от порывов ветра, что унесли бы меня. Я вижу их четко, когда сплю: тучи нанизаны на вершины, нетронутая кожа, одеяния изо льда… но их объятия теплые, — борода слепого дернулась, он улыбнулся. — Горы зовут меня… и я хочу ответить.
В этот раз Каэл не позволил себе поддаться голосу слепого. Он слушал, убирая тон его слов, пока четко не увидел ответ:
— Так вы перестали быть бардом, чтобы пойти в горы?
Слепой посерьезнел.
— Если хочешь просто проглотить это, то да. Но если хочешь, чтобы кусочек пропитался…
— Зачем вам захотелось променять ремесло барда на горы? — прервал его Каэл. — Истории по пути довели бы вас туда быстрее. Вы могли бы заработать монеты, чтобы добраться туда, а не просить у кого-то отвести в…
Слепой засвистел поверх его слов. Он свистел так громко, что птицы запели в ответ. Они свистели, чирикали и перекрикивались, каждый на своем языке.
Их песня была такой громкой, что Каэл заткнул уши.
— Хватит избегать вопроса! Ответьте просто…
— О, тише, — сказала Килэй. Она обвила рукой его плечо и зажала рот. Она вытащила палец из его уха, держала его за запястье и заставляла слушать.
Для Каэла крики птиц были неразборчивыми, песня была хаосом. Но Килэй, похоже, нравилось.
Она стояла так близко к нему, что он ощущал ее дыхание плечом. Ее грудь поднялась на вдохе, она словно не хотела шуметь, даже дыханием.
Он видел, как она широко улыбается, краем глаза. Ее зеленые глаза сияли, она смотрела на деревья, и он не хотел тушить это пламя. Так что тихо стоял.
Наконец, песня слепого закончилась. Птицы еще немного чирикали, но паузы были все дольше, а потом они затихли, не получая ответ. Птицы заглушили песни, и лес снова стал тихим.
— Как вас зовут? — сказала Килэй, когда слепой перестал свистеть.
— Хмм, давно я не слышал этот вопрос… — он молчал мгновение. А потом щелкнул пальцами так громко, что Каэл вздрогнул. — Попрошайка у ворот. Так меня звали люди Оуклофта.
Килэй нахмурилась.
— Это не может быть настоящим именем.
— Настоящее имя? Ах… о, вот как. Это было давно… — он бормотал под нос так долго, что Каэл сомневался, что они услышат ответ. — Бейрд! — воскликнул он.
— Бейрд Бард-попрошайка, — улыбнулась Килэй. — Хорошо звучит. Я удивлена, что вы забыли его.
— И я, — прошептал Бейрд. А потом потянул Каэла за сумку. — Как тебя зовут, юноша?
Он сказал первое пришедшее в голову имя:
— Джонатан.
— Хмм… это точно твое имя?
— Да.
— Тогда почему оно звучит из твоего рта, как друг, которого оттолкнули с пути стрелы?
— Я не рассказываю его всем. Это мое имя, — коротко сказал Каэл.
Спутанные концы его бороды шуршали по его тунике, Бейрд покачал головой.
— Нет, так не может быть. Имя человека должно звучать как дом на его губах.
— Он прав, Каэл, — сказала Килэй.
Он толкнул ее.
— Каэл, — Бейрд пробовал имя. — Да… звучит верно. А ты, юная леди? Как тебя зовут?
— Килэй.
Ладони Бейрда разжались, Каэл покачнулся вперед от изменения веса.
— Не может быть… — он пошел к Килэй, вытянув руки. Но споткнулся, не дойдя до нее.
Она поймала его за локти и легко подняла его худое тело.
— Осторожно. Вы же не хотите…
— Килэй Мечница.
Ее плечи напряглись, Бейрд обхватил ее лицо. Его мозолистые большие пальцы скользнули по ее бровям, переносице и линии подбородка. Когда его пальцы задели ее губы, Каэл не выдержал.
— Хватит ее трогать. Что вы возомнили…?
— Он смотрит на меня, — сказала Килэй.
Его пальцы обвели каждый дюйм ее лица, и слепой отступил.
— Хмм… никаких морщин, шрамов, ни капли от возраста. Ты такая же красивая как в первый раз, когда я тебя увидел. Ты была с великими воинами. Я мог лишь смотреть издалека, — он опустил ладони на ее плечи. И крепко сжал. — Килэй Мечница, героиня королевства и опозоренный рыцарь. Эта женщина понимает перемену времен года лучше всех.