От темных глаз до сжатых губ юноши были идентичными. У обоих были коротко острижены волосы. У них даже была одинаковая горбинка на носах, словно обоим носы сломали, а потом криво исцелили.
— Надеюсь, вы в порядке, Ваше величество, — сказала Д’Мер, глядя на него.
Креван покачал головой.
— Я больше переживаю за вас, графиня. Мне стоило понять, что Титус использует договор с канцлером, чтобы заманить вас. Он знал, что я отправлю вас вместо себя в море. Не знаю, что я делал бы, если бы вас постигла участь моего отряда.
Она напряженно улыбнулась в ответ.
— Рада служить, Ваше величество. Я хочу отплатить Титусу.
— Как и я, графиня, — ухмыльнулся Креван и махнул за спину. — Веди мальчишку, Ульрик.
Многих магов устраивало использовать магию для простых заданий, редкие, кому хватало таланта для боя, оказывались не трусами. Но Ульрик хотел величия.
Как только корона опустилась на голову Кревана, он предложил Срединам дар верности: чары, что заставлял любое существо с магией в крови слушаться Кревана. Ульрик привязал и себя, просил служить Срединам, как в древние времена, как маги, служившие прежним королям.
И Креван с радостью даровал ему титул архимага.
— Рад вас видеть, графиня, — Ульрик прошел вперед. Архимаг был человеком пустыни. Его голова была лысой, он был в золотой мантии с вышитым драконом Средин на груди. Его голос очаровывал.
А лицо — нет.
Глаза Ульрика были глубоко в его голове, были темными и блестящими. Он всегда улыбался с открытым ртом, было видно острые зубы. Его уши были вдвое больше нормального размера: кожа была натянута так, что казалась прозрачной. Тонкие голубые вены вились под кожей ушей.
Кревану казалось, что его уши отросли, потому что он слушал много голосов его магов и зверей.
Годами Ульрик сидел, скрестив ноги, в покоях, слушал вопли рабов королевства. Он слышал их каждый вскрик и мольбу, каждую отчаянную мысль, что проносилась в их головах. Он выбирал важные фрагменты и передавал их Кревану. Много раз уши Ульрика спасали его трон.
Но, хотя его магия была почти самой сильной из всей, что Креван видел, одна слабость архимага привязывала его к короне. Любовь к жестокости.
Он всегда пытался создать новые способы для страданий своих жертв, всегда изобретал много чар, приносящих боль. Мысли позволяли Ульрику знать о страхах зверей… и Креван давал ему возможность ломать каждого.
Д’Мер застыла под взглядом Ульрика.
— Архимаг, — кивнула она. — Начнем? Не хочу задерживать Его величество.
Ульрик повернулся и вытянул руку за собой. На ней был серебряный импульс: цепь обвивала запястье несколько раз, была из дюжин маленьких звеньев, каждое было привязано к определенному магу или зверю. Импульс засиял, Ульрик поманил пальцем, и лесной мальчик вышел из кареты.
Его звали Девин, он напоминал об этом каждый раз, когда солдаты называли его щенком или личинкой, как-то еще, но не его именем. Он вопил, пока Ульрик не закрыл ему рот.
Взмахом руки Ульрик отпустил его. Оковы упали с запястий Девина, он пошатнулся, когда ему вернулась власть над ногами. Он потирал мышцы челюсти, смотрел на всех своими голубыми глазами.
— Он слишком глуп, чтобы бежать, — сказал Ульрик в ответ на вопрос на лице Д’Мер.
Она окинула его ледяным взглядом.
— Что… он такое?
Глаза Девина расширились, когда он увидел ее, но он не говорил. Он вытянул шею, глядя на ее стражей. Его взгляд метался между ними, он помрачнел.
— Вы же братья?
Они не ответили. Они даже не моргали.
— Вы слишком похожи, так что точно братья, — продолжил Девин, словно тут были только близнецы. — Хотел бы я успеть узнать своих братьев. Наверное, они бы понравились мне, — он посмотрел на Черноклюва большими глазами. Он не отпрянул, а шагнул вперед. — Ты человек или птица?
— Да, — каркнул он и повернулся к Ульрику. — Удивлен! Удивлен, что у него еще есть язык.
— Его величество хотел, чтобы он прибыл… неиспорченным, — проворчал Ульрик.
Д’Мер вскинула брови. Она посмотрела на телегу за ним.
— Всего один, Ваше величество?
— Да. Я искал остальных… но там остался лишь один. Хватит разговоров, — прорычал Креван, не дав ей задать вопрос. — За работу, шаман.
Ошейник на его пернатой шее вспыхнул красным от приказа, и Черноклюв поспешил исполнять.
Две руки сжались на крыльях шамана. Девин застыл, когда одна рука схватила его за запястье. В другой был маленький кинжал. Его голубые глаза следили за путем кинжала, не мигая. Черноклюв переложил оружие в другую руку. Странные тихие слова катал серый язык шамана, они вылетали из его клюва. Деревянный талисман на его груди тускло сиял, пока он говорил.
Девин вскрикнул, когда Черноклюв провел лезвием по его ладони.
— Почему ты ранишь меня? — охнул он. — Что я…?
Медленно его взгляд стал рассеянным. Он смотрел на талисман Черноклюва, следил, как угасало сияние. Рот Девина приоткрылся, его взгляд метнулся на остров вдали, словно он что-то искал.
— С дороги, — прошипел Креван.
Черноклюв отскочил в сторону.
Без слов Девин зашагал. Он тянулся раненой рукой, пока шел к острову между реками.
Креван затаил дыхание.
* * *
Голос манил его к реке. Женский голос, сильный и… добрый. Шепот напоминал Девину о матери.
Она пела те же песни, что и его мама, говорила с ревом реки и свистом ветра. Земля дрожала, когда она говорила, словно он стоял на ее связках.
«Ближе, дитя. Ты должен подойти ближе».
Ее голоса манил к каменистому берегу. Волны били о берег, но он был уверен, что женщина не навредит ему. Воды были не такими злыми, как выглядели. Он глубоко вдохнул и опустил ноги в воду.
Река была из пены, что виднелась на волнах: в потоке не было силы. Он не пытался утащить Девина на дно. Вода безвредно окружала его, пока Девин шел дальше.
На середине реки он начал бояться. Пена и вода доходили до шеи. Если он зайдет глубже, не сможет дышать.
«Подними голову, дитя. Мой свет тебя направит».
Девин отвел взгляд от воды и посмотрел на женщину, сидящую на другом берегу. Она ждала его. Он не видел ее лица, но рука была вытянута. Он отчаянно хотел обхватить ее руку.
Глубоко вдохнув, он пошел по реке и поднялся по камням берега. Он не понимал, как путь утомил его, пока не рухнул на руку и колено.
«Ближе, дитя. Ближе».
Он был почти там, ее рука была близко. Свежий порез на его ладони болел, он полз по каменистому берегу. Его кожа пылала, множество камешков впивалось в его кожу. Из последних сил он вытянулся и схватил ее за руку.
Когда он поднял взгляд, он понял, что его звала не женщина. Это было дерево. Ствол был из двух деревьев меньше, они сплетались между собой и тянулись к небу. Их ветви образовывали одну большую крону.
Страх сдавил горло Девина. Он вырвался из его рта воплем паники. Плетеное дерево! Мама пела ему об этом месте. Показывала картинку на талисмане отца.
Нет. Он не мог быть тут. Не должен был. Дрэгам нельзя! Он пытался отойти от Дерева, но рука не слушалась. Казалось, его пальцы растаяли на корнях.
«Тише, дитя. Тише».
Дерево начало пульсировать ярким светом. Он медленно становился из ослепительного тусклым. Девин вдыхал в такт, ощущал что-то холодное в голове. Но его спокойствие длилось не долго.
Его рука онемела, ладонь жгло. Дерево выкачало много крови через его порез. Свет в центре стал ярче, таким ярким, что Девину пришлось закрыть глаза.
— Пусти! — закричал он.
Женский голос пропал. Новый звук донесся из Дерева, похожий на топот шагов по деревянному мосту. Он становился быстрее, пока Девин вырывался.
— Пусти! — сказал он снова. — Я не должен быть здесь. Я не хочу быть здесь!
Бам, бам, бам, бам, бам.
— Прошу, пусти!
Он вопил, он кричал. Он бил по корням кулаком. Он пытался другой рукой оторвать ладонь, высвободиться. Прошло несколько отчаянных минут, и он понял, что это бесполезно. Он попал в ловушку.