— Почему бы просто не устранить меня?! — воскликнул я. — Это было бы лучшей гарантией моего вечного молчания.
Она покраснела сильнее.
— Не собираюсь отвечать на этот вопрос, — сухо бросила она.
— Как хотите. Я хотел бы обсудить с вами кое-какие вещи.
— И этого делать не собираюсь.
— Кем был Нат Фом? — спросил я, не обратив внимания на ее возражение.
Она не ответила.
— Тогда отвечу за вас, он был Фантомом!
Если я думал, что мои слова подействуют на нее оглушительным раскатом грома, то глубоко заблуждался.
— Действительно, он был им, — равнодушно ответила она.
— Он умер, — продолжил я, — однако преступления, которые записывают на его счет, продолжаются.
Она пошатнулась. Ее дрожащая рука пыталась опереться на прилавок.
— Верно… верно… — вздрогнула она.
— Фантом умер, однако он еще никогда не был столь живым, — продолжил я, не придавая особого значения своим словам, но увидел, что они повлияли на нее.
— Мертв, но никогда не был столь живым! Да., вы не могли произнести более ужасные слова. Боже, когда прекратится этот кошмар?
— Яна… — снова заговорил я, но не смог продолжить.
Ее лицо посерело от страха и ужаса. Я увидел тень перед собой и обернулся.
— Не смотрите! Бога ради, не смотрите! — завопила Яна Добри, закрыв ладонями глаза.
Слишком поздно… Я увидел! К стеклу, выделяясь в красноватом свете заходящего солнца, прижималось широкое черное лицо с жестокими неподвижными глазами. Яна схватила меня за руку с неслыханной силой и утащила в комнату, откуда можно было выбежать во двор.
— Надо бежать, — прошептала она, — нас ждет ужас из ужасов! Бегите изо всех сил, а главное, не оборачивайтесь.
Я понял, что она говорила правду. Она открыла маленькую дверцу, выходящую на пустырь.
— Бегите! — снова приказала она.
И понеслась, как резвая лань. Хотя я считаюсь неплохим бегуном, я едва поспевал за ней.
— К счастью, мы бежим быстрее, — задыхаясь, выдохнула она.
Мы продолжили бежать, скрывшись за колючей изгородью. Она на мгновение остановилась, бросила взгляд назад сквозь заросли.
— Он преследует нас, — выкрикнула она, — вперед!
— Кто? — едва дыша, спросил я.
Ответа не получил. Она с новой силой потянула меня. Я задыхался, но она схватила меня за плечо и буквально тащила за собой.
Где мы были? Я видел лишь поля и невысокий лесок, который тянулся, постепенно тая в надвигающихся сумерках. Яна отпустила меня и бежала чуть впереди, как вдруг споткнулась и буквально исчезла под землей. И приглушенно застонала. Я заглянул в канаву, куда она упала.
— Уходите… Бросьте меня… Боюсь, я сломала ногу, — тихо выдохнула она.
Я спрыгнул вниз и попытался поднять ее, но она оттолкнула меня.
— Бегите… вы еще можете избежать худшего, а я пропала.
— Остаюсь с вами, — твердо ответил я.
— Нет… бегите… прошу вас… уходите.
— Я остаюсь!
— Тогда мы оба пропали, — сдалась она.
— Умрем вместе, это очевидно… Но я не позволю никому прикончить нас, как крыс в ловушке. У меня в револьвере шесть пуль, а у нашего преследователя всего одна голова.
Я поднялся на каменный край канавы и оглядел окрестности сквозь заросли крапивы. Никого не увидел. Сказал Яне об этом.
— Это может быть правдой, — прошептала она и добавила: — Но надо ждать глубокой ночи, чтобы удостовериться в этом.
— Я дождусь, но берегись любой, кто приблизится к нам… И молю Бога, чтобы это не был невиновный человек, ибо я выстрелю в любом случае.
Мне показалось, что я слышу тихий плач. Думаю, Бог услышал меня, поскольку к канаве никто не приблизился до глубокой ночи.
— Мы постараемся сбежать, — сказал я, помогая ей выбраться из канавы.
Но едва она попыталась ступить на ногу, как со стоном рухнула на землю.
— Невозможно… я сломала ногу.
Я поднял ее. Она сопротивлялась, но вскоре сдалась.
— Хотите добраться до хижины Питсора? — спросил я.
— Только не к Питсору, — в отчаянии воскликнула она, — теперь ОН знает, что я навещала его! Невозможно!
— Куда вас доставить? — спросил я. В голосе моем сквозило почти такое же отчаяние.
— Куда… Не лучше ли бросить меня здесь на произвол судьбы?
— Я не хочу этого. Дайте подумать. Бог не позволил мне убить человека, но, может быть, подаст мне идею, как спастись.
И Бог внял моей мольбе. Мы направились в сторону Звиньярде. Перед прыжком в канаву мне казалось, что я узнаю окраину Эско. На отдаленном въезде в деревню жил мой знакомый, Виктор Ниссен, владелец тележки, в которую он запрягал шотландскую лошаденку, когда отправлялся в город. Виктор был славным парнем, которого друзья прозвали Бедолагой, поскольку у него никогда не было ни су. Немного денег и несколько ласковых слов, безусловно, обеспечат мне радушный прием.
Мы тронулись в тяжкий поход. Моя спутница иногда пыталась, хромая, идти сама, но вскоре прекратила бесполезные попытки и со слезами на глазах просила бросить ее. Но я взял ее на руки, как капризного ребенка, и понес дальше.
Я не чувствовал ни рук, ни ног, когда сквозь деревья увидел спасительный буй — свет в деревенском домике Ниссена.
— Ждите здесь, — сказал я, уложив ее у ограды, — не показывайтесь никому. Если мой друг проявит нескромность, накройтесь капюшоном.
— Спасибо, — шепнула она.
Виктор удивленно вскрикнул, когда я возник перед ним.
— Послушай, Вик, — обратился я к нему веселым тоном, — хочешь заработать немного денег, одолжив мне на ночь тележку и лошадку?
— Даже бесплатно. Что происходит?
— Чуть скрытности. Послушай, знаю, что могу положиться на тебя. Здесь замешана дама. Сам понимаешь, она не хочет, чтобы ты видел ее. Поэтому прошу тебя держать язык за зубами.
— Сделаю что угодно ради дамы и друга! — воскликнул Виктор, бросаясь к стойлу.
— Чуть-чуть за все труды, — поблагодарил я, сунув ему в руку две двухсотенные купюры.
— Маленькая удача, как каждую неделю, а сейчас как раз конец недели. Наконец меня перестанут звать Бедолагой!
Стояла глубокая ночь, когда мы добрались до фермы Густа Кромме в Остаккере. Славный фермер был готов на все ради меня, ибо был человеком признательным, но не отказался от приличной суммы денег, которую я предложил ему.
— Я тоже был молодым, — признался он, — а вы одинокий вдовец, что меня огорчает. Положитесь на меня и моих. Все будут молчать. И вы знаете, у нас способный деревенский врач.
Я расстался с Яной Добри, лежащей на белоснежных простынях на удобной постели в чистой комнатке. Она уткнулась носом в подушку и не ответила мне, но я видел, что она ревет горючими слезами.
Я навестил ее через три дня. Она уже не лежала, но выглядела усталой и угнетенной. Врач сообщил ей, что она всего-навсего вывихнула ногу, но долгий бег вызвал воспаление мышц. Он добавил, что через десять дней она полностью поправится.
Я сохранил ночную экскурсию в тайне ото всех и попросил Кобе никому не упоминать о магазинчике в Синт-Питерс-Бюитен.
— Буду нем, как пушка без ядра, — пообещал мне слуга.
Я постарался не навещать слишком часто Яну во время выздоровления, хотя желал видеть ее… Она была любезной, и мы беседовали обо всем, кроме тайны, которая объединяла нас. Мы беседовали на французском языке, но я быстро убедился, что она легко общалась с Кромме на фламандском.
Мне казалось, что ее выздоровление идет быстрыми шагами, но с каждым разом она становилась все молчаливее, мысли ее путались, а мое присутствие терпела лишь из вежливости. Доктор оказался слишком оптимистичным. После десяти обещанных дней пришлось добавить еще неделю до полного восстановления. На двенадцатый день после злосчастного приключения Густ Кромме стоял на пороге моего дома. Лицо его было расстроенным.
— Дама этой ночью ушла, никого не предупредив, — сказал он. — Мне кажется, что в последние дни между вами не ладилось. Не так ли?
Я не стал возражать и, щедро вознаградив его, позволил уйти в Остаккер. Оставшись один, ушел в свою комнату, запер дверь, рухнул на кровать и, как ребенок, разрыдался.