— Он высвобождается! — крикнула Барбара. — Стреляйте! Грохнул выстрел. Сквозь полумрак пролетела огненная стрела.
— Попал! — крикнула Барбара, когда один из мужчин рухнул на пол с пронзительным воплем.
Я, как сумасшедший, заплакал. У моих ног… неподвижно… мертвый… лежал Патетье.
— Вы… убили… того, кого не надо было убивать! — завопил я, угрожая Кершову кулаком.
— Нет, — тихо сказала Барбара и указала на Борнава, который почти без сознания упал на руки офицера полиции. — Это… Токантен!
— А он? — выкрикнул я, указав на труп своего старого друга.
— Фантом!
Я был готов выплюнуть ей в лицо свое несогласие, гнев и возмущение, но Барбара оттолкнула меня и закричала:
— Вон отсюда! Забудьте обо мне…
Борнав и Кершов бросились к двери, не сказав ни слова, а я, застыв от удивления, уставился на Барбару. Она бросилась к колодцу, потом нагнулась и подобрала с плит нечто, напоминающее большие очки. Ого! Рисунок на клочке бумаги Тюитшевера.
— Боже, сжальтесь над нами, — пробормотала Барбара, — глаза Бусебо!
Она отвернулась и бросила очки в колодец.
Господи! Тряхнуло так, словно началось землетрясение. Зашатались пол и стены. Из колодца взметнулся столб серого пара и посыпались каменные обломки. Я ощутил сильный удар по голове и провалился в черную бездну.
Я пришел в себя в библиотеке в комфортабельном кресле в облаке сильного запаха винного уксуса и йода.
— Всего лишь царапины, — послышался голос Кобе, — а она пострадала куда сильнее.
На софе лежала женщина. Ее голова была замотана бинтами. Борнав и Кершов стояли, склонившись над ней.
Я узнал Барбару по ее жалким одежкам.
— Как вы считаете, Токантен, будет ли она в состоянии говорить? — осведомился Кершов.
— Конечно, смогу, если вы ослабите эти бинты, — услышал я слабый голос раненой женщины.
— И господин Сиппенс услышит, — сказал Кобе, — он приходит в себя.
Но прошло еще некоторое время, пока Барбара не заговорила, и мы услышали ее рассказ. Барбара неподвижно лежала на софе, а я безвольно и бессильно затих в кресле. Я видел, как в комнате суетился доктор Маттис, перешептывался с Кершовом и Борнавом — теперь его лучше называть Токантеном — и, наконец, кивнул.
— Хилдувард, мой пострадавший друг, ты готов слушать? — спросил Кершов, положив ладонь мне на руку. — К несчастью, я могу поведать вам только печальные вести.
Я попытался улыбнуться и улыбнулся, но саднящими губами. Щеки горели от боли.
— Готов вас выслушать, — простонал я. — Патетье, которого я знал еще ребенком, стал Фантомом, а Борнав, которого долгие годы знал клерком нотариуса, стал Токантеном, всемирно известным сыщиком. Сейчас вы мне скажете, что Барбара на самом деле заколдованная принцесса, как в сказке «Ослиная шкура». А кто вы на самом деле, Кершов? И кто я? Будет ли удивительным обнаружить рогатого дьявола в шкуре идиота Хилдуварда Сиппенса?
Кобе, который покидал комнату, вернулся и объявил, что архивариус Пон пришел.
— Господин Пон, — спросил я, — вы пришли узнать о выжженных глазах вашего друга Ансельма Сандра?..
— Напротив, господин Пон прольет свет на всю историю, ибо благодаря его знаниям мы нашли решение ужасающего секрета, — заявил господин Кершов.
— Я готов выслушать всех, — прошептал я, покорившись судьбе.
Установилась тишина. Все присутствующие полукругом сидели рядом со мной, а софа была вторым полукругом. Рядом со мной был господин Кершов, слева от него — господа Пон и Токантен. Кобе Лампрель устроился между мной и диваном, на котором неподвижно лежала Барбара.
— Если я могу сформулировать мольбу, — сказал я, — расскажите сначала о Патетье, поскольку я по-прежнему уверен, что речь идет о чудовищном недоразумении. Патетье — Фантом! Это невозможно! Если вы только не примете за реальность колдовство.
Кершов покачал головой и с нескрываемой печалью глянул на меня, потом медленно заговорил, тщательно подбирая слова:
— Я отвечу на второй вопрос, Хилдувард, хотя это немного нарушит порядок моего рассказа. Мне было бы удобнее сообщить все это иначе.
Вернусь к дню, когда таинственный Натан Фом явился в нотариальную контору Бриса. Тюитшевер, который вовсе не был незначительным и молчаливым клерком, каким его все считали, несомненно, подслушивал под дверью и отметил имя Натана Фома. С определенным прицелом: старик Тюитшевер, вы это знаете, Хилдувард, был маньяком игры в трансформацию имен.
Я покраснел, вспомнив об утаенном клочке бумаги.
— Значит, вы в курсе дела, — прошептал я.
— Мы оставили записку между подкладкой и тканью, — улыбнулся Кершов, — в надежде, что кто-то обнаружит записку. К несчастью, этим кто-то оказались вы, Хилдувард, и это стало помехой для ваших друзей-сыщиков. Тюитшевер, который был клиентом цирюльни в Темпельгофе, неоднократно пытался заинтересовать Патетье своей детской игрой, показывая ему забавные результаты перемещения букв. Как раз после визита Фома в нотариальную контору, когда он брился в цирюльне, он показал результат трансформации имени Натана Фомма, или Фатона Намме, поскольку он записал имя на слух, Фомме вместо Фом, а не в той правильной орфографии, как мы знаем сейчас. Этот результат не имел никакого значения. Он признался Патетье, что не удовлетворен им. После его ухода Патетье, чтобы быть приятным клиенту и оказать ему услугу, в свою очередь поменял местами буквы. Результат оказался ошеломительным. После нескольких перестановок он получил: «по имени Фантом». Позже и мы нашли истинную деформацию имени Ната Фома: Фантом.
Для Патетье это было знамение. Случай сыграл роковую роль. Патетье закончил чтение книги Кенмора о преступлениях призрачного бандита Фантома, которого не могли поймать долгие годы. Тот же случай послал в его руки книгу о похождениях гентского пирата Иохана де Местре и его экипаже убийц, членом которого был Ромбусбье! Патетье, человек удивительно умный, образования не получил, но немедленно установил связь между таинственным покупателем древнего жилища в Темпельгофе Фантомом и угаснувшей семьей Ромбусбье.
Вы, Хилдувард, были на пути в Эстамбург, а он уже начал поиски в университетской библиотеке и за несколько часов обнаружил то, что Кенмор и Токантен долго и безуспешно искали. Пону потребовалось несколько недель упорного труда.
Между прочим помощник пирата де Местре носил имя Натан-Поля Ромбусбье, в котором угадывается не только прозвище Бусебо, искажение имени Вельзевула, но и имя Нат Фом. Причина появления буквы Ф проста: шевелюра пирата была такой непокорной, что ее надо было постоянно смазывать помадой, но один шепелявый пират вместо «помада» говорил «фомада». Остальные сократили слово в «фом». Нат Фом: Фантом!
Попробую рассуждать, как это наверняка сделал Патетье: через несколько веков в Лондоне появляется мужчина, который по определенной причине интересуется семьей Ромбусбье. Это преступник, но также, как указал Кенмор, маньяк-графоман. Быть может, он тоже занимался детской игрой в перестановку букв и открыл сочетание Нат Фома и Фантома. Он счел это знаком свыше, поскольку фантом означает «призрак». Патетье осенило: Нат Фом и Фантом суть одно и то же лицо.
Он собирается приобрести древнее жилище и имеет причину для этого, каковую Патетье пытается узнать. Почему? Только для тебя, Хилдувард, чтобы оказать тебе услугу. Романтические книги сильно повлияли на него, и он ведет себя, как господин Лекок! Он завлекает Ната Фома в замок Ромбусбье и держит пленником. Что делают герои кровавых историй, чтобы выпытать тайну? Они пытают. Патетье заставляет пленника заговорить с помощью раскаленного железа. Мы видели ожоги на его теле. Нат Фом сдается и выкладывает секрет, а именно, что он искал в древнем жилище. Но к этому мы вернемся позже. Откровения пленника кажутся Патетье слишком смутными или неверными, поскольку он пытался вырвать у своей жертвы книгу, которую тот писал и которой Кенмор придавал особое значение. Но, теперь мы знаем это, Нат Фом уже не имел ее. Он только сумел сказать, как действовал, совершая ужасающие преступления.