В этот момент из-за дерева высунулась когтистая рука и схватила его за глотку. Судебному приставу повезло, что лошадь, с которой он из осторожности не слез, шарахнулась в сторону, иначе с ним было бы покончено. Он вырвался с разорванной щекой и несколькими выбитыми зубами. Яростно пришпорил лошадь и, как безумный, понесся сквозь густой кустарник, нещадно стегая нагайкой лошадь. Позади кричали и стонали солдаты, но ему было наплевать. Где-то тянулась римская дорога. Найдет ли он ее в одиночку? Многие мили он гнал лошадь через безлюдье, а когда бедное животное выдохлось, сообразил, что вырвался из когтей таинственного лесного чудовища. Но положение его отнюдь не улучшилось! Он остался в полном одиночестве на окраине мрачного леса перед бесконечной болотистой равниной с топями, по которой бродили бледные огоньки, едва видимые в падающих сумерках.
Вокруг Уинстонов воцарилась тишина. Бегущие солдаты рассыпались, как листья ясеня под ураганным ветром, и не слышалось ни малейшего шума от неведомого чудовища. Уинстон вспомнил слова Тапкинса: «Безумный монах!» Все, что он успел заметить в чудовищном спасителе, был просторный плащ с остроконечным капюшоном. Он ничего не сказал Джеймсу и осмотрел его ногу. Слава богу, рана была несерьезной. Вывиха не было, а только сильный ушиб. Несколько дней отдыха, и Джеймс поправится. Но где отдохнуть? Над головой было только небо. Далекие выпи издавали зловещие крики.
— Надо выбраться из леса до наступления ночи, — решительно сказал Уинстон.
Поддерживая рукой сына, он мелкими шажками двинулся по тропе.
— Римская дорога у нас за спиной, отец! — сказал Джеймс.
— Позволь мне решать, сын, только опирайся на меня.
Джеймс слегка скрипнул зубами, поскольку нога сильно болела, но ему все же удавалось переступать с ноги на ногу. Тьма окутала лес. Близко растущие деревья высились плотной неприветливой стеной. Не было слышно ни единой птицы. Уинстоны ощущали лишь шорох своих шагов и листвы, под сенью которой медленно шли. Постепенно между стволами разгорался бледный свет. Всходила луна. Джеймс вздрогнул. Отец тоже не смог скрыть дрожи, так беспокойно стало окружение. Тысячи теней скользили по ночному лесу, словно их пытались схватить чьи-то щупальца и тянущиеся отовсюду руки мертвецов. Лунный свет усиливался. Беглецы увидели, что деревья словно раздвигаются, лес становится не столь густым, предвещая край леса или большую поляну. Тропа расширялась и расползалась веером, превращаясь в луг, а позади последних деревьев и кустов зеленовато засветилась просторная водная гладь.
Джеймс лихорадочно сжал руку отца.
— Отец, что это такое?
Хотя доктор Уинстон ожидал увидеть развалины, он не мог себе представить, как уродливы они были. Перед ними лежало заброшенное аббатство, залитое призрачным и холодным светом луны. Ограда осыпалась, покрыв землю каменными обломками, на которых росли сорняки и папоротники. Высокие башни торчали в небе, а луна выглядывала через щели и провалы в них. Руины отражались в зеркале темного лесного пруда, окруженного рогозом и водными растениями.
— Нет, нет, — простонал Джеймс, — лучше провести ночь в лесу, чем в этих ужасных руинах!
— Некогда это был дом служителей Бога, — напомнил ему отец. — Бог не позволит, чтобы проклятие обрушилось на его бывшее обиталище. Внутри мы найдем временное убежище.
Огромная белая сова вылетела из башни и, ухая, пронеслась над ними.
Доктор Уинстон увлек сына на арочный мост, нависавший над гнилой водой. Ни одна дверь не закрывала разверстый вход. Беглецы вошли в бесконечный коридор, выложенный неровными плитами, на котором луна рисовала причудливые фигуры. Шаги путешественников, хотя и были осторожными, отдавались зловещим эхом. Вдруг Джеймс бросился на грудь отца.
— Я боюсь идти дальше, папа. Смотри!
В конце черного коридора светилось крохотное оконце кельи.
Трещотка смерти
Нам хотелось бы остаться с доктором Уинстоном и Джеймсом, чтобы идти за ними сквозь мрак их странного приключения, но придется временно расстаться с ними, оставив наедине с тайнами ночи. Мы обгоним их на пути в Бредфорд, конечную цель их опасной одиссеи. Мы за много дней до их появления позвоним в дверь древнего дома на Олд-Маркет-стрит.
Джо Олдсдорм сидит в широком бархатном кресле, глядя через паутинчатые занавески на рыночную площадь, часть которой видна из окна. Знатный мужчина с бледным лицом, курносым носом, ухоженными бакенбардами. Он изысканно одет. Молчаливый слуга в зеленой ливрее подает первый завтрак. Еда приготовлена с изыском и подается на роскошных блюдах. Но у хозяина нет аппетита. Он съел несколько тостов с медом.
— Фрейзер, — устало обратился он к слуге, — я не буду председательствовать сегодня на разборке юридических дел. Не очень хорошо себя чувствую. Попросите войти секретаря, мистера Паркинсона.
Фрейзер поклонился и бесшумно вышел.
Сэр Джо Олдсдорм был старшиной благородного города Бредфорда и ведал юридическими делами в муниципальном суде, будучи справедливым, но строгим человеком. Некогда он был врачом, но бросил практику, чтобы заняться научными проблемами. Так продолжалось до тех пор, пока сограждане не призвали его на высокую должность муниципального судьи. Мистер Паркинсон не заставил себя ждать. Задыхаясь и истекая потом, он прибежал на зов хозяина.
— Осмелюсь надеяться, сэр, что ваше недомогание долго не продлится, — просюсюкал он со сладенькой улыбочкой, — иначе как можно будет вершить правосудие в славном городе Бредфорде.
— Спасибо, надеюсь на то же, — насупившись, ответил судья. — Что происходит на рыночной площади? Я видел скопление народа и слышал крики и вопли. Я крайне не одобряю такое поведение городского населения, мистер Паркинсон!
Секретарь озабоченно почесал нос.
— Население выглядит немного взволнованным, сэр. Я бы сказал, нервничает.
— Вовсе не так, похоже на настоящий бунт.
— Будь, по-вашему, ваша светлость, по размышлении это можно назвать бунтом. Рядом с городскими стенами обнаружен специальный дилижанс из Лондона. Лошадей не было, а внутри сидел тип, к голове которого приклеили колпак безумца!
— Что за человек? — угрюмо спросил сэр Олдсдорм.
— Бывший служащий суда Олд-Бейли в Лондоне, сэр. Его зовут Шаффи. Он очень удручен случившимся. Думаю, он хотел бы вручить вам жалобу.
— Против кого, мистер Паркинсон? Говорите или попросите Фрейзера принести штопор, чтобы извлечь слова из вашей глотки!
— Против… э-э-э! Против неизвестного… Нет, против Редлау.
— Неужели против Редлау, этого таинственного негодяя? Превосходно. Немедленно приведите ко мне этого Шаффи.
— Он в настоящее время находится на постоялом дворе «Голубая луна», где с него пытаются снять колпак безумца с помощью горячей воды, ваша светлость.
Сэр Олдсдорм повелительно махнул рукой, и Паркинсон гадюкой выскользнул за дверь.
— Редлау, — прошептал муниципальный судья, — что этому типу надо вблизи города Бредфорда, будто Лондон недостаточно просторен, чтобы заниматься своей работой, которая приведет его на виселицу?
На улице усилился шум, и сэр Олдсдорм в окно увидел крикливую банду мальчишек и бродячих торговцев, которая следовала за озлобленным мужчиной, направлявшимся к его жилищу.
— Колпак безумца! Колпак безумца! Да здравствует Редлау! — вопила толпа.
— Хм, — проворчал муниципальный судья, — наверняка это и есть Шаффи!
Через несколько мгновений в дверь позвонили, и Фрейзер объявил о приходе субъекта.
— Пусть подождет! — приказал сэр Олдсдорм, поскольку имел привычку заставлять людей ждать.
Прошло некоторое время, пока суровый судья зачем-то крошил хлеб в чай, и Фрейзеру приказали ввести Шаффи.
— Вас зовут Шаффи, и вы прибыли из Лондона, — сказал сэр Джо, указав посетителю на стул. — Редлау остановил ваш экипаж, выпряг лошадей и увел их, бросил кучера в канаву, а потом приклеил к вашему черепу колпак безумца. Все это мне уже известно. Ради какой цели вы приехали сюда, Шаффи?