Но не в этот раз. Когда я поднялся на последнюю ступеньку, я увидел своего приятеля-путника, мистера Эккермана, мирно спящим на одном из диванов рядом с баром. Я разбудил его, проходя к столику в углу и, кажется, заметил вспышку в его томной улыбке – он меня узнал.
Я кивнул ему мимоходом, не сбавляя скорость.
– Надеюсь, вы нашли, что искали, – сказал я.
Эккерман посмотрел на меня.
– Ага, – ответил он, – разумеется.
Я находился в трех метрах от него, выкладывая материалы на большой карточный стол. Что бы он там ни искал, я не хотел об этом даже думать. У него свои проблемы, у меня свои. Я надеялся монополизировать это помещение на пару часов, побыть в одиночестве, но мистер Эккерман явно поселился здесь на ночь. Это помещение было единственным местом, где его присутствие не накликает беды. Я рассудил, что раз нам все равно придется побыть тут вместе, мы вполне можем и поладить.
В воздухе стоял сильный аромат дезинфицирующего средства. Все помещение пахло как подвал плохой больницы. Я врубил над собой все вентиляторы и рассеял бумаги по столу. Я силился вспомнить, страдал ли британский корреспондент от каких-либо ран или болей, но единственное, что мне удалось восстановить – это то, что на протяжении всего пребывания в Заире он носил рубашки с длинным рукавом. Ни похудания, ни яда в нервной системе. Все расплата выразилась в трех неделях на жаре в Конго, породивших жуткий грибок на руке. Когда я встретил его в Лондоне двумя месяцами позже, грабля по-прежнему была заметно голубой.
Я прошел к бару и захватил немного льда для напитка. На обратном пути я спросил Эккермана:
– Как рука?
– Голубая, – последовал ответ, – и зудит.
Я кивнул:
– Это мощная штука. Советую обратиться ко врачу по прибытии в Гонолулу.
Он опустился в кресле и взглянул на меня.
– А вы разве не доктор?
– Что-что?
Он заулыбался и прикурил сигарету.
– Так сказано на вашей багажной бирке, – сказал он, – там сказано, вы – доктор.
Я засмеялся и посмотрел на сумку. В самом деле, надпись на бирке Клуба Красной Ковровой Дорожки так и гласила: "Др. Х.С.Томпсон".
– Боже, – сказал я, – вы правы. Я – доктор.
Он пожал плечами.
– Ладно, – родил я, – давайте сведем эту срань с вашей руки.
Я встал и показал ему жестом следовать за мной в крохотную уборную "только для персонала" перед кабиной. Мы провели следующие 20 минут, скребя его руку пропитанными мылом бумажными салфетками, после чего я израсходовал на нее банку кольдкрема.
Мерзкая красная сыпь словно ядовитый плющ выступила по всей руке, тысячи грязных пупырышков… Я достал из сумки тюбик Десенекса, убивающий зуд. Но от синего пигмента избавиться не удалось.
– Как? – изумился он, – оно не смывается?
– Нет, – сказал я, – возможно, от пары недель в морской воде рука потускнеет. Почаще занимайся серфингом, околачивайся на пляже.
Он выглядел озадаченным.
– На пляже?
– Ага, – сказал я, – просто двигай туда и все дела. Забей на домыслы, говори, это такое родимое пятно.
Он кивнул.
– А это здорово, Док: "Какая еще синяя рука?" Так?
– Так, – подтвердил я, – ни перед кем не извиняйся, ничего не объясняй. Реагируй как будто так и надо и спокойно выцвечивай эту педерсию. Ты прославишься на Уайкики-Бич.
Он захохотал.
– Спасибочки, Док. Может, и я когда тебе услугу окажу – что привело тебя на Гавайи?
– Бизнес, – ответил я, – освещаю Марафон в Гонолулу для медицинского журнала.
Он опять кивнул и сел, вытягивая свою голубую руку на диване, чтобы дать ей немного кислорода.
– Что ж, – изрек он, наконец, – как скажешь, Док, – он озорно оскалился, – медицинский журнал. А ведь это хорошо.
– А?
И вновь он кивнул в раздумьях, кладя ноги на стол. Затем обернулся и улыбнулся мне.
– Я вот все думал, как отвечу услугой на услугу, – сказал мой собеседник, – ты надолго на островах?
– Не в Гонолулу точно. Только до субботы после Марафона, а потом мы отправляемся в местечко под названием Кона.
– Кона?
– Ага, – сказал я, откидываясь на спинку и открывая одну из своих книг, труд 19 века под названием Судовой журнал Уильяма Эллиса.
Он брякнулся на подушки и прикрыл глаза.
– Это уютное местечко, – заявил он, – тебе понравится.
– Что ж, приятно слышать. Я уже заплатил за постой.
– Заплатил?
– Ага. Взял в аренду два домика на пляже.
Он поднял глаза.
– Ты заплатил вперед?
Я кивнул.
– Это был единственный способ хоть что-то заполучить. Все остальное забронировано.
– Что?!
Он дернулся в кресле и вперился в меня.
– Забронировано? Что, черт возьми, ты арендуешь – Кона-Вилладж?
Я помотал головой.
– Нет. Это что-то вроде поместья с двумя большими домами и бассейном, довольно далеко от города.
– Где? – спросил он.
Что-то не то прослеживалось в его тоне, но я старался это игнорировать. Что бы он ни собирался мне сказать, я чувствовал, мне не понравится услышанное.
– Для меня друзья нашли это место, – затараторил я, – оно прямо на пляже. Совершенно закрытое для посторонних. Нам предстоит хорошенько поработать.
Теперь он определенно выглядел встревоженным.
– У кого ты арендовал это место? – спросил Эккерман.
А потом ненароком назвал риэлтора, через которого я действительно арендовал жилье. Выражение моего лица, по-видимому, сигнализировало ему, что к чему, так как он постоянно менял тему.
– Зачем Кона? – спрашивал он, – охота порыбачить?
– Не особенно. Хочется выбраться на воду, понырять. У моего друга там лодка.
– О! И как его зовут?
– Парень из Гонолулу, – сказал я, – Джин Скиннер.
Он кивнул, а еще поддакнул:
– Ага. Конечно, знаю Джина – Голубой Хряк.
Он привстал с подушек и повернулся ко мне, уже не полусонный.
– Он – твой друг?
Кивнул и я, удивленный улыбкой на его лице. Подобные ухмылочки мне уже приходилось лицезреть, но на какой-то миг я не знал, к чему она относилась.
Эккерман все так же смотрел на меня, со странным блеском в глазах.
– Мы какое-то время не виделись, – заметил он, – он что, вернулся на Гавайи?
Ой, подумал я. Что-то тут не то. Теперь я расшифровал эту лыбу; мне доводилось наблюдать ее и на других лицах в других странах при упоминании имени Скиннера.
– Кто? – осведомился я, вставая, чтобы добыть еще льда.
– Скиннер.
– Вернулся откуда?
Мне не хотелось ввязываться в скиннеровские феоды. Похоже, Эккерман это понял.
– Еще кого-нибудь знаешь в Коне? – спросил он, – помимо Скиннера?
– Ага. Я знаю людей из индустрии виски. Знаю нескольких реальных риэлторов.
Он сосредоточенно закивал, пялясь на свои длинные голубые пальцы, как будто только что заприметил нечто необычное. Я узнал профессиональную паузу человека, давно приученного слушать, как вертятся шестеренки в собственном черепе. Я почти уловил этот звук – высокоскоростное сканирование памяти очень персонального компьютера, который рано или поздно выдаст какую-то ссылку, канал связи или давно позабытую команду, запрошенную только что.
Эккерман вновь прикрыл глаза.
– Большой остров отличается от остальных, – произнес он, – особенно от бардака в Гонолулу. Это сродни путешествию в прошлое. Никто тебя не парит, полно места, чтоб развернуться. Это, пожалуй, единственный из островов, где люди имеют представление о древней Гавайской культуре.
– Изумительно, – заявил я, – мы прибудем туда на следующей неделе. Все, что нам нужно от Гонолулу – это Марафон, а потом мы на какое-то время заляжем в Коне и добьем статью общими усилиями.