— В знании — сила, — согласно кивнул Молчан.
— Изрядно сказано! — доктор Ди даже расстроился немного, что не ему в голову пришёл такой простой и ёмкий афоризм. — Разрешите ли использовать эти слова в одном из моих трудов?
— Дарю, — расщедрился Андрей, продолжая прикидывать, за какие же заслуги этому блаженному милорд Сесил дал денег на покупку дома в Лондоне.
— Изрядно, изрядно, — закивал головой доктор. — Но сейчас, сударь, меня ждут неотложные дела в госпитале, том самом, что в бывшем монастыре Святого Иакова. Вы, конечно же, увяжетесь со мной, ведь таков приказ сэра Френсиса?
Джон Ди понимающе и грустно улыбнулся.
— Вовсе нет. Мне велено быть рядом, это правда, но не лезть же благородному человеку в дела другого джентльмена? Я вполне могу переждать и здесь, посмотреть книги, если позволите, конечно. Но вот к закату, если раньше не придёте сами, явлюсь за вами непременно, уж не гневайтесь, сударь!
— Прекрасно! Тогда поручаю вас заботам моей жены. И не краснейте так, юноша, вас никто не подозревает в недозволенном. Джейн — образец скромности. Известно также, что люди Уолсингема на службе — монахи, поэтому не волнуйтесь и подчинитесь законам гостеприимства!
— С удовольствием, сударь!
— Quid dixit[20]!
Молчан предпочёл не уточнять, что он-то не был человеком Уолсингема, уже присягнув однажды московскому царю Ивана Васильевичу.
Сидя в жёстком неудобном кресле с высокой спинкой, Молчан наблюдал, как слуга безмолвно разводит огонь в камине. Весна задерживалась, и в библиотеке ощутимо тянуло прохладой и сыростью от недалёкой реки Флит.
— Любезнейший, — нарушил молчание Андрей. — Акройд — это ваше имя?
— Фамилия, сэр!
— В ней есть что-то языческое, не так ли?
— Я добрый христианин, сударь, крещённый в честь ключника Господа нашего!
— Благодарю вас, Питер, вы свободны.
А это произнёс уже не Молчан.
В кабинет доктора Ди вошла его жена, мистрис Джейн.
Слуга с поклоном вышел, затворив за собой створки двери.
— Сударыня!
Андрей поднялся с кресла, отвесил даме учтивый поклон.
— Вас долго не было, Эндрю, я скучала...
— Я покинул ваш дом вчера вечером, сударыня.
— Для влюблённого сердца это — вечность, Эндрю... Но что же вы целуете мне руку? Уж не разлюбили ли? Вот мои губы, и они хотят поцелуя, они просят его, разве ты не слышишь призыв, мой скиф?
Скиф слышал, разрываясь от желаний и раздумий.
К Джейн Ди его тянуло, как стрелку компаса к северу. Не смущало ничего: ни её замужество, ни то, что она была старше Андрея, ни то, что московит был ниже ростом. Хотелось дотронуться ладонью до её вьющихся светлых волос, провести губами по резко очерченным скандинавским скулам, прижаться щекой к коленям, тёплым и нежным даже через плотную юбку из итальянского узорчатого дамаста, слава Богу — домашнюю, без кринолина.
Месяц назад доктор Ди, по обыкновению, отправился на весь день в госпиталь Святого. Иакова. Андрей же остался у него в доме, раскрыв очередной том из огромной библиотеки доктора.
Госпожа Ди сидела в соседнем кресле, неспешно поддерживала беседу, немного склонив голову к левому плечу. Молчан понимал, что это привычная попытка приуменьшить рост, не стать выше собеседника, вполне уместная и удачная при разговоре стоя. Джейн Ди не кокетничала, не старалась специально привлечь к себе внимание, но там, в кресле, выглядела так беззащитно, так... нежно, что ли...
Андрей сам не понял, как оказался на коленях перед женой Джона Ди, как уткнул лицо в её юбку, не ведал, что говорил тихим срывающимся голосом...
— Так нечестно, — шептала Джейн Ди, расстёгивая дрожащими руками крючки на пурпуэне Андрея. — Нечестно... Почему ты раздеваешь меня, а сам... Хочешь, раздену тебя?
«Акройд, — подумал вдруг Молчан. — Вдруг войдёт — что тогда делать?»
Но, найдя губами губы Джейн, перестал размышлять о таких глупостях.
Но это был единственный раз, когда госпожа Ди допустила Андрея к своему телу.
Глаза Джейн всё так же вспыхивали, когда она видела Молчана, появляющегося в доме доктора Ди; она, едва муж закрывал за собой дверь, кидалась на шею своего скифа, подставляя пухлые чувственные губы под ожидаемый поцелуй, вздыхала нежно, влекуще. Но, едва Молчан начинал воспламеняться, словно выстраивала между ними незримую стену.