Разбойный приказ был хорошей школой поведения.
Дьяк и трое подьячих, неброской внешности, в чистой, ничем не выделяющейся одежде. С наизусть затверженной памяткой, данной в Москве лично Григорием Грязным: найти седобородого мужчину с приметным перстнем на пальце правой руки. Палец — безымянный; перстень — змейка с изумрудными глазами, кусающая собственный хвост. Перстень или кольцо, но всё равно приметные.
На службы ходили парами, а бывало, и втроём. Ещё один обязательно крутился у паперти, смотрел на наделяющих милостыней. Точнее — на руку дающего: вдруг блеснёт зелёное?
Остальные разглядывали в полутьме храма Белой Троицы ладони крестившихся перед образами.
Четвёртый день.
Без результата.
Вскоре и под чужим именем приплыл в Тверь по Волге сам Григорий Грязной. На купеческом корабле, покорно сторговавшись с хозяином за совершенно бессовестные деньги. Ничего — вернуться бы в Москву с добычей, а там и купчишку к ответу призвать можно. Нечего жадничать — вот получит кончик раскалённого прута в зад — так на всю жизнь урок запомнит. Когда к нужнику собираться будет.
С Грязным на берег высадились полдюжины мастеров по тайным захватам лихих людишек и высокий грузный старик с длинной ухоженной бородищей. Мирный селянин из Кемской волости, именем и прозванием Микола Пепел. Он же — один из сильнейших колдунов русского Севера.
Всё правильно. Что колдовством замечено, без колдуна не добудешь.
Постоялый двор нашли быстро. Владелец, не чинясь, разместил плотницкую артель, приплывшую в Тверь на поиски заработка. Скинул плату за постой, пожелав, чтобы мастера за то поправили покосившееся крыльцо и укрепили скамьи да лавки в харчевне.
Людям из Разбойного приказа топором махать привычно. Что человека зарубить, что столб обтесать — отличия небольшие. И, пока Григорий Грязной рыскал по Твери, осторожно расставляя невод розыска, его люди мирно работали на постоялом дворе. И себе разминка, и хозяину радость.
Не в тягость был и Микола Пепел, днями не вылезавший с кухни. Травки, молодые, выбившиеся из весенней влажной земли, собранные стариком в лесу и добавленные в супы и мясные блюда, — малость вроде, а как вкус переменили и раскрасили!
Ничто не должно было спугнуть разыскиваемого человека. Ничто и никто, отсюда и все предосторожности, отсюда приезд под личиной.
Вечером, после ужина и молитвы, собирались вместе.
— Снова ничего? — спросил Грязной.
Не кого-то спросил, в пустоту, расстроенно и нервно кривя левую щёку. Кого спрашивать-то? Плотников?!
Никто здесь не понимал, насколько важно найти этого человека как можно скорее.
Даже видавший виды глава Разбойного приказа не знал, чем прогневал государя простой тверич, но видел беспокойство князя Умного. А за князем так явственно маячил лик царя...
Но знал, что делать. Взять человека живым и, по возможности, невредимым. Тайно, с завязанными глазами и заткнутым ртом, вывезти в Москву.
На беседу с Умным.
Или — на дыбу в подклетях Разбойного приказа, если такова будет воля государя.
Снова — ничего.
Всё переменилось на следующий день.
Человек пришёл-таки в храм, молился долго, с чувством, словно истосковался по слову Божьему. И перстенёк поблескивал зелёными змеиными глазами при каждом наложении креста. Перстень, не кольцо, голова змеи была тоже не золотая, но из драгоценного камня побольше — мастер над украшением потрудился. Восточный кудесник, да смилуется Господь над его неверной душой!
По выходе из церкви человека повели незаметно, но плотно, под присмотром сразу двух пар глаз. Да и что за город Тверь против Москвы с её уличной путаницей!
А поди ж ты — упустили!
Боярин какой-то отъезжал из городской усадьбы; как положено, при домочадцах и слугах. И, будто нарочно, не успел наблюдаемый пробраться через гомонящую толпу у ворот, как выехали возки и сцепились колёсами, словно собаки при случке, перекрыв улицу.
Один из подьячих Разбойного приказа, покрытый грязью и матом, кинулся под днище возков — по следу. Ещё двое бросились бегом по соседним улочкам, на перехват.
Но мужчина исчез.
Грязной выслушал всё это в мрачном молчании. Было ещё хуже, чем раньше. Голодного подразнили куском мяса, поводили перед носом и унесли прочь, в хозяйственную подклеть, на ледник.
— Твоя работа пришла, Микола!
— Это разве работа? Вот в Кеми, бывало...
Сыщикам пришлось выслушать, и не по первому разу, что же произошло в Кемской волости несколько лет назад.