Он был вооружен до зубов и закрыт прочным магическим щитом — явно готовился к бою. Моне очень хотелось уточнить у мужа некоторые детали, но она понимала, что сейчас ему уже не до обсуждений. Когда первый рассветный луч слегка разбавил унылую, однообразную желтизну тумана, волшебница почувствовала, что в ее тонкие кожаные ботиночки начинает просачиваться зловонная болотная жижа. Она с отвращением переступила с ноги на ногу и неожиданно по щиколотки провалилась в трясину.
В панике ухватившись за плащ Таэля, Мона попыталась нащупать новую опору для ног и тут, наконец, увидела неподалеку мрачноватое строение, которое и было целью их сегодняшней вылазки. Больше не было смысла соблюдать осторожность. Мона открыла портал, и они с эльфом поспешно перескочили на небольшой участок твердой земли прямо перед входом в дом.
В этот самый момент дверь открылась, и из нее вышел крепкий жилистый мужчина с большой плетеной корзиной в руках. Избежать столкновения было невозможно, потому что они оказались буквально у него на пути. Натолкнувшись на гостей, мужчина резко остановился, но продолжал смотреть прямо перед собой пустым неподвижным взглядом. Слепой слуга? И тут волшебница внутренним зрением увидела наложенные на человека чары.
Дальше все произошло одновременно. Слуга с корзиной вышел из ступора и начал ошеломленно озираться по сторонам, внутри дома послышался шум, звон битого стекла, потом истошно закричала какая-то женщина.
— Немедленно заткнись и убери все это!
— А вы чего уставились? Быстро принимайтесь за работу!
— Что вообще здесь происходит?
Голос за дверью звучал один и тот же, но говорили явно разные люди. Женщина снова испуганно вскрикнула, потом выскочила из дома и бегом бросилась к краю островка.
— Стой, безумная! — очнувшийся слуга отбросил в сторону корзину и перехватил женщину за секунду до того, как она угодила в болото. — Там невозможно пройти, если не знаешь брода…
В створе распахнутой настежь двери появился высокий худой человек, но Мона не смогла как следует разглядеть колдуна, потому что в этот момент эльф метнул в него молнию. Голубая зигзагообразная вспышка угодила худому прямо в голову, и он просто исчез, но на его месте тут же появилась другая копия, похожая на первую, как две капли воды. Она метнула огненный шар, эльф ловко уклонился, и с его пальцев вновь сорвалась ослепительная молния.
С каждой новой ипостасью колдуна магический поединок становился все жестче и опаснее. Глядя на нескончаемую череду копий, появлявшихся из разных частей дома, служанка продолжала истошно вопить, и Мона подумала, что слишком рано избавила ее от чар.
— Послушайте, любезный, — обратилась она к слуге, — вас как зовут?
Мимо них с шипением и свистом проносились огненные шары, непрерывно сверкали молнии, но мужчина оказался не робкого десятка. Он стащил с головы черную вязаную шапку и почтительно поклонился волшебнице.
— Бенджамин Сивол, госпожа.
— Бенджамин, вы знаете, как можно быстро выбраться с этого острова? — слуга утвердительно кивнул. — Очень хорошо! Тогда соберите всех слуг и выведите их отсюда, пусть люди расходятся по своим домам.
Слуга с сомнением посмотрел в сторону двери, где эльф и очередная ипостась Джарна пытались уничтожить друг друга, но Мона поспешила его успокоить.
— Этот, по-моему, последний. Как только мы с мужем поднимемся на верхний этаж, сразу уходите с острова и больше сюда не возвращайтесь.
— Но госпожа, вам нельзя подниматься наверх! Там логово Джарна, самого опасного колдуна в округе…
— Я знаю, Бенджамин, — волшебница похлопала ладошкой по рукаву его непромокаемой куртки и снова повернулась к двери.
Эльф уничтожил уже с десяток ненавистных ипостасей, и Мона надеялась, что ему удалось хоть немного насытить свою жажду мести. Теперь пришло время встретиться с самим колдуном.
Так называемое «логово» занимало весь верхний этаж каменного дома и выглядело не так уж зловеще. В длинный коридор, освещенный факелами в настенных держателях, выходили четыре двери с наложенными на них мощнейшими заклятиями. Большинство магов использовали дерево и камень как наиболее удобные в их деле материалы, Джарн предпочитал металл, что при его любви к огненной стихии было вполне объяснимо.