Осознание было подобно панике, и Мона изо всех сил вцепилась в отвороты домашней куртки капитана. Она так заигралась в могущество, что начала перекраивать действительность в угоду своим сиюминутным потребностям, не думая о боли, которую причиняет близким людям…
— Прости меня, Джас! Я обещала все исправить, но только еще больше запутала. Сила Великой волшебницы оказалась куда больше, чем я себе представляла, и мне пока не хватает опыта, чтобы полностью ее контролировать. Я так глубоко погрузилась в магию, что позволила ей распоряжаться своей личной жизнью, — Джастин смотрел в ее взволнованное лицо и почему-то не торопился с утешениями. — Сегодня я открыла Дверь на Каменном острове, но не подумала о том, что связь между нами может прерваться.
— Ты вообще не подумала. Я сознаю, насколько ничтожен рядом с твоим величием, понимаю, какая власть дана тебе в этом мире, но жизненный опыт подсказывает, что в одиночку действовать опасно. Рано или поздно человек ошибется и попадет в ловушку. Чтобы уменьшить потери, мудрый полководец просчитывает все заранее, любой риск должен быть оправдан.
— Я не провидица, Джас, моя магия работает не так. Иногда мне приходится принимать решение быстро, буквально в последнюю секунду.
— Но не в этом случае. Нельзя было открывать Дверь на Каменном острове только потому, что у тебя выдалась свободная минута.
— Я ничего подобного не делала! Меня вызвали туда при помощи Ключа.
— И ты тут же отправилась на зов, ни с кем не посоветовавшись.
— Я не привыкла отчитываться в своих поступках, Джас.
— Не надо перед нами отчитываться, с нами необходимо считаться.
Хартли сказал это без пафоса, не повышая голоса, и между делом напомнил сиятельной госпоже, что у нее есть семья и двое маленьких детей, которые даже не знакомы друг с другом…
На Мону внезапно навалилась глубокая внутренняя усталость, которая копилась все это время, накладываясь на нерешенные проблемы. Она обессиленно прислонилась к Джастину, и он тут же подхватил ее на руки.
— Ты не только волшебница, ты — женщина, которую я люблю, и мать моего ребенка. Никому еще не повредили внимание и забота близкого человека.
Пока Джастин нес ее к дому, Мона покаянно молчала. Ей хотелось плакать, но слез по-прежнему не было. Кто-то отнял у нее способность изливать горе и неудачи в слезах. Она так и не оплакала своего мужа, и эта не отданная вовремя дань осталась лежать на сердце тяжким грузом вины. Словно его жизнь, его жертва ничего для нее не значили…
Исходящий от Джастина аромат чистого белья и мерное биение его сердца принесли Моне долгожданное успокоение.
— Джас, почему колыбель нашей дочери пуста?
Хартли устроил волшебницу в кресле-качалке и прошел за ширму, где стоял кувшин с холодной водой.
— Я был немного … расстроен, поэтому Марта забрала Нэн к себе в коттедж.
Не стоило спрашивать об этом, но Мона соскучилась по малышке и понимала, что так и не увидит ее перед уходом. Боги, надо, наконец, на что-то решиться и перестать мучить себя и Джастина… Откинувшись на спинку кресла, волшебница любовалась мужчиной, который всегда находился в удивительной гармонии с окружающим миром. Ей никогда не надоедало смотреть, как он собирается на службу, что-то мастерит или играет с ребенком.
Джастин не сюсюкал с малышкой, не корчил забавные рожицы, как это делал его брат, он говорил обычные слова, но дочка всегда завороженно слушала и улыбалась во весь рот. Матери она никогда так не радовалась. Нэн воспринимала маму скорее как магическое существо, а не близкого человека. Ее близкими были Марта, Адам и Робби, да еще дядя Джонатан, который души не чаял в племяннице. И, конечно, у малышки был отец, самый лучший человек на свете.
— Хочешь узнать, что я обнаружила за таинственной Дверью и кого я там встретила?
— А у меня есть выбор? — Хартли повесил на крючок полотенце и принялся расправлять закатанные рукава. Он выглядел расслабленным, домашним и очень, очень привлекательным.
— Неужели тебе совсем не интересно?
— Не особенно, но я всегда ставлю долг превыше собственных желаний.
Джастин нисколько не рисовался, просто сказал то, что думал, и Мона ощутила неловкость. Она так поторопилась ринуться в неизвестность, что совершенно забыла об осторожности.