Мона просыпалась с трудом. Она чувствовала свое тело, но, как ни старалась, не могла пошевелить даже пальцем. Веки казались такими тяжелыми, что волшебница не стала пока открывать глаза. Впрочем, волшебницей она себя в полной мере больше не чувствовала. Внутри было пусто, сила покинула ее. Лишь слабый отголосок былого могущества крохотной точкой согревал кожу там, где билось ее сердце. Роза! В ее пурпурной сердцевине все еще тлела искра магии, которая подпитывалась пульсацией горячей крови. Пока жива Мона, Роза Корвелов останется с ней, где бы она ни оказалась.
Впрочем, волшебница знала, где находится. Она не прошла проверку могуществом, ее сгубила самонадеянность. В свои силы она поверила больше, чем в здравый смысл и разумную осторожность. Джастин не раз пытался ее предостеречь, но вместо того, чтобы его послушать, она продолжала играть с Судьбой…
При мысли о том, что она никогда больше не увидит Джаса и своих детей, Мону окатила холодная волна ужаса. Она с трудом подняла руки и накрыла Розу обеими ладонями, словно боялась, что та вдруг исчезнет и оставит ее совсем одну в этом чужом мире. Из-под плотно сомкнутых век неудержимо потекли слезы. Никогда в жизни Мона не была так близка к отчаянию.
И все же заложенный природой инстинкт самосохранения заставил волшебницу подняться и обследовать свою тюрьму. Стараясь произвести на нее впечатление, похититель явно не поскупился. Просторная спальня была обставлена изысканной мебелью, витражные окна затенены бархатными драпировками, пол покрывали дорогие ковры. Но за распахнутыми навстречу теплому ветру изящными рамами виднелись крепкие решетки, а входная дверь была заперта на замок.
С трудом переставляя непослушные ноги, Мона добралась до окна и осторожно выглянула наружу. До земли было достаточно далеко, чтобы отбить всякую мысль о побеге, зато открывался прекрасный вид на ухоженный парк, большую зеленую лужайку и высокую металлическую ограду. Дальше до самого горизонта простиралась сверкающая на солнце морская гладь.
Прямо под окнами неспешно ходил человек, толкая перед собой красную тележку, которая издавала негромкий стрекот, время от времени испуская облачко сизого дыма. Мона долго и внимательно изучала все, что можно было разглядеть из-за решетки, особенно высокую серебристую башню, которая со стороны выглядела чрезвычайно хрупкой. Ее венчали странные белые предметы, больше всего напоминавшие огромные тарелки. Волшебнице очень хотелось рассмотреть их поближе, но для этого нужно было сначала выбраться из дома.
Придерживаясь рукой за стену, Мона методично обследовала все доступные помещения. Ее апартаменты состояли из спальни, красивой туалетной комнаты и гардеробной, где вместительные зеркальные шкафы были до краев заполнены одеждой, обувью, шляпами и огромным количеством разных женских штучек, назначения которых волшебница не поняла. Вещи хранились в коробках и прозрачных чехлах, они были абсолютно новыми, тщательно подобранными по цветовой гамме. Похититель явно все все спланировал заранее.
От вспышки гнева в голове у Моны немного прояснилось, и она поняла, что по-прежнему обладает магическим зрением. Внутри стен она разглядела бледно-желтые линии силы, которые густо оплетали весь дом и уходили глубоко под землю, а потом обнаружила в гардеробной потайную дверь, замаскированную под декоративную панель. Запиралась эта дверь не ключом, а каким-то диковинным устройством, но стоило волшебнице мысленно его коснуться, как тяжелая створка бесшумно скользнула в сторону.
Мона была слишком слаба, чтобы как следует продумать свои действия. Она просто вошла в открывшийся проход и начала медленно спускаться по слабо освещенной лестнице. Внизу она долго и бестолково блуждала по лабиринтам бесконечных коридоров, пока окончательно не выбилась из сил. Когда Мона была уже близка к обмороку, впереди, наконец, мелькнул луч света. Подземный ход привел ее в небольшой грот у подножия прибрежной скалы.
Снаружи ярко светило незнакомое злое солнце, пронзительно кричали чайки, дул горячий порывистый ветер. Оглушенная, ослепленная и обессиленная, волшебница опустилась прямо на влажный песок и соскользнула в бархатную бездну беспамятства.
Мона не знала, сколько так пролежала, но, когда она снова открыла глаза, рядом стоял старик в простой одежде и сандалиях на босу ногу. Его седая голова была повязана выцветшим на солнце красным платком, а загорелое морщинистое лицо выражало сильную озабоченность. Он помог волшебнице подняться и, почтительно поддерживая под локоть, проводил ее к деревянной хижине, окна и двери которой были распахнуты навстречу морскому бризу.