Кэйд теперь все чаще возвращался домой под утро, а иногда мисс Сворд задерживала его у себя почти до полудня. По лицу эльфа ничего нельзя было прочитать, но Джастин знал, что его друг подолгу стоит в душе под мощной струей воды, пытаясь смыть со своего тела прикосновения и запах этой женщины. К счастью, капитан не догадывался, как именно Кэйду удается поддерживать необходимый накал страстей в постели с Беллоной. Ночь за ночью кианнасаху являлся воображаемый образ Моны Корвел, которым он подменял реальную Беллону. Кэйд отдавал любимой женщине жар и боль, страсть и нежность, служил своим телом только ей одной, но с восходом солнца он каждый раз чувствовал себя настоящим извращенцем.
Слава Богам, старания Кэйда не пропали даром. Чем дольше продолжались их отношения с мисс Сворд, тем глубже он внедрялся в клику заговорщиков, готовящих очередное покушение на канцлера. Наемники Беллоны уже не раз устраивали любовнику мадам внезапные показательные проверки, но застать врасплох так ни разу и не смогли. Поскольку хладнокровие эльфа граничило с жестокостью, а бесстрастность с абсолютным бесчувствием, его стали заметно побаиваться. Ради спасения Светлой госпожи он, не задумываясь, шел на любое преступление, а по ночам позволял жадной мисс Сворд пользоваться своим телом. Единственное, чего он по-прежнему не выносил, это запах ее мерзких духов.
Постоянное внутреннее беспокойство незаметно подтачивало спокойную решимость Джастина, и он начал всерьез опасаться, что назвал Светлой жрице неверный срок. В тот момент ему казалось, что год — это уйма времени, но дни постепенно складывались в месяцы, а они по-прежнему были далеки от цели. Чтобы немного ослабить напряжение и убедиться, что с Моной все в порядке, Джастин в первую же свободную от дежурства ночь попытался выйти с ней на связь.
Пробиваясь сквозь неподатливую, жесткую субстанцию, он старался не обращать внимания на обжигающую боль. Казалось, будто сильные, безжалостные руки медленно сдирают с него кожу, но для капитана это было не впервые, поэтому он, стиснув зубы, лишь удваивал усилия. Оставляя в цепких пальцах незнакомой силы куски собственной плоти, Джастин рвался туда, где в темноте ночи теплился нежный пурпурный огонек — сердце его любимой.
Неожиданно всякое сопротивление исчезло, и Джастин перестал чувствовать боль. На радостях он устремился к своей цели и летел в абсолютной пустоте, пока не услышал испуганный крик Моны, многократно повторенный эхом.
— Нет!!! Уходи немедленно, это опасно!!
Джастин ощутил сильный толчок в грудь, и его на полном ходу развернуло в обратную сторону. Беспорядочно кувыркаясь в переплетении светящихся линий, Джастин подспудно ожидал удара о препятствие или чего-то в этом роде, но пространство вокруг него каждый раз странно искривлялось, выворачиваясь наизнанку, и бесконечный полет продолжался уже в другом направлении.
Джастин потерял ориентиры, потерял счет времени, его сознание уже не успевало фиксировать изменяющуюся реальность, и он почему-то не мог закрыть глаза. Дышать становилось все труднее, а потом он вдруг оказался в пространстве, где воздуха не было совсем…
— Джас!! Боги, что ты натворил?! Дыши, дыши!..
— Проклятье, Рэйн, ты сломаешь ему ребра!..
— Принеси лучше одеяла и что-нибудь горячее, он просто ледяной…
— Давай я попробую, он по-прежнему не дышит!..
— Боюсь, «Скорая» не успеет, уже нет времени… Отойди, Рэйн, дай мне место. Господи, благослови!..
— Постой, Роан, погоди, что ты делаешь?!..
Воздух ворвался в легкие, подобно урагану, сердце резко сократилось, больно толкнулось в грудину, а потом принялось колотиться, как безумное. Джастин пытался нормально дышать, но у него ничего не получалось, и он, захлебываясь, хватал воздух открытым ртом. В попытке усмирить бурю в своей груди он выгибался всем телом, и, если бы не крепкие руки друзей, наверняка свалился с кровати.
Только спустя вечность внутри установился относительный порядок, и Джастин обессиленно затих. По его измученному телу начало медленно разливаться благословенное тепло, постепенно вытесняя собой мертвенный холод небытия…
Кэйд, Рэйн и Роан дежурили у постели Джастина уже больше двух часов. Он, наконец, забылся тяжелым сном, но время от времени все еще конвульсивно вздрагивал. Его удалось отогреть только при помощи энергичного массажа в четыре руки и электрического одеяла, которое случайно оказалось среди вещей Роана. Джастин больше не походил покойника, но его плотно сжатые губы до сих пор имели синюшный оттенок.