У императорского кресла имелись невысокие подлокотники, и Себастьян вцепился в них изо всех сил. Его сердце колотилось, как безумное, в груди ощущалась странная вибрация. Он все время пытался сделать глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, но никак не мог набрать достаточно воздуха. Себастьян далеко не сразу догадался, что означают эти неприятные ощущения. Они были уже здесь, их таинственные гости, по ЭТУ сторону Двери!
Лангвад слегка отклонился назад, чтобы почувствовать присутствие Анны у себя за спиной, и явственно услышал в подземелье приглушенный грохот. Этот звук повторялся раз за разом, становясь все громче, все ближе, а потом наступила тишина. Некоторое время было слышно только тихое жужжание десятков работающих механизмов, но внезапно все шесть дверей, ведущих в тронный зал, медленно распахнулись. Себастьян затаил дыхание, рядом в священном ужасе застыла Оливия.
На первый взгляд в черных согбенных фигурах пришельцев не было ничего зловещего. С виду они походили на неухоженных стариков в длинных потрепанных одеждах, но их ментальная мощь подавляла все, что имело хотя бы искру разума. Попавший в зону их влияния человек оставался в сознании, то есть, видел, слышал и чувствовал, но себе он больше не принадлежал. Несколько ужасных мгновений даже Себастьян испытывал на себе эту рабскую покорность, желание пасть ниц и даже убить себя ради них, но, по счастью, он не смог пошевелиться. Когда адекватность восприятия восстановилась, молодой ученый смог, наконец, открыто взглянуть в лицо своему кошмару.
Пришельцев оказалось семеро, и выглядели они в точности так, как описывал Император Фабиан, словно с тех пор на Абсалоне не сменилось несколько поколений. Идея Николаса сработала прекрасно: старики сосредоточили все свое внимание на суетящихся роботах, и за это время Себастьян успел собраться с силами.
С одной стороны, он перестал дрожать и цепляться за подлокотники, а с другой — ему стали все труднее даваться самые простые вещи. Мозг освободился от чуждого влияния, а вот физическое давление начало нарастать, как во время перегрузок. Вдобавок отпечаток на грудинной кости горел огнем, и когда его пульсация вошла в резонанс с сердечными сокращениями Себастьяна, тот начал задыхаться.
Филипп Бран ожидал, что в знакомой обстановке боевого корабля почувствует значительное облегчение, но этого так и не произошло. Его флагман был чересчур велик для низких орбит, особенно таких перегруженных, как у Абсалона, поэтому адмирал развернул свой штаб на околопланетном сторожевике. Судно несло на себе большой запас вооружения, было не слишком поворотливым, но достаточно вместительным, что отвечало основным требованиям командующего.
Этот корабль предназначался для круглосуточного наблюдения за ближним космосом, его станция слежения ежесекундно принимала и обрабатывала огромные объемы информации, но сейчас все его приемные устройства были обращены на один единственный объект — старый императорский Палатиум.
Проклятая приверженность долгу так и не позволила адмиралу полностью отключить трансляцию с планеты, но из осторожности он приказал вдвое сократить обычную дежурную смену. Сидя на капитанском мостике сторожевика, Филипп изо всех сил боролся с искушением хоть краем глаза заглянуть в тронный зал Северного крыла. Обычно все обработанные данные стекались на его адмиральский пульт, и он мог одним прикосновением или голосовой командой вызвать нужные сведения. Но сегодня хрупкая зеленоглазая красавица наложила запрет на его служебные привилегии…
— Капитан, у нас сбой оборудования на станции слежения! — вахтенный офицер вывел на вспомогательный экран схему внутренних помещений корабля. — Уже два эпизода нехарактерных повреждений… Больше напоминает диверсию, чем обычную поломку… Вот еще, смотрите, как будто кто-то намеренно крушит аппаратную!
Капитан сторожевика развернул свое кресло к оператору.
— Что там у них происходит? Мичман, дайте мне связь со станцией…
— Отставить!!! — рявкнул адмирал, но было уже поздно — паренек первого года службы успел коснуться сенсорного индикатора.
Пульт заблокировали за мгновение до того, как молодой мичман внезапно задрожал всем телом и начал биться в конвульсиях. Со стороны это выглядело так, будто он пытался причинить себе наиболее сильный вред, разбивая в кровь голову, лицо и руки.
Под завывание сирены капитанский мостик наводнили бойцы полковника Гатлина. Они с трудом уложили парня на пол и попытались оказать ему первую помощь, но Бран уже знал, что все их усилия напрасны. На губах мичмана выступила кровавая пена, глаза вылезли из орбит, а потом он перестал дышать.