Видимо, покупатели собирались за круглым столом по строго определенным дням, а Мона об этом не знала и потому опоздала на встречу. Они думали, что при помощи Ключа вызывают одного из Древних, но вместо него пришла волшебница и своим появлением смешала привычный расклад.
Глава 4
Все обращенные к Моне лица выражали тревогу и недоумение. Язык, на котором говорили сидящие за столом мужчины, показался волшебнице смутно знакомым, и тут ей на помощь пришла магия. Когда она жила в доме Виктора, то старательно изучала древние тексты из его библиотеки, написанные на мертвом языке, и теперь все прочитанное услужливо всплыло в ее памяти.
— Кто вы, собственно, такая? — уже не в первый раз и с заметным раздражением спрашивал мужчина в белом.
— Меня зовут Мона Корвел, — старательно выговаривая слова, произнесла волшебница.
— Ну, наконец, хоть что-то! Тристан Мэйнард, к вашим услугам, — мужчина учтиво, но довольно сухо склонил голову. — Могу я спросить, что вы здесь делаете и почему не пришел Мудрейший?
Мудрейший? Много ли нужно мудрости, чтобы обменивать Эликсир на совершенно ненужные ценности? Причина этого странного бартера пока оставалась для Моны загадкой.
Она спустилась по ступенькам и сделала несколько шагов к столу.
— Видите ли, господин Мэйнард, Мудрейший не смог прийти на встречу, потому что его сразил внезапный недуг.
— Недуг?! — подозрения собеседника усилились кратно. — Такое маловероятно. Никакая болезнь не могла стать причиной…
— Разве я не упомянула, что недуг Мудрейшего оказался смертельным?
Ее слова произвели ошеломляющий эффект. Мэйнард побледнел, а остальные в ужасе застыли в своих креслах. Несколько минут в зале стояла гробовая тишина, потом Мэйнард пошевелился и сделал шаг навстречу волшебнице. Она видела стремительный бег его мыслей и смену эмоций, которые он моментально брал под жесткий контроль. Этому человеку не раз приходилось принимать трудные решения, и соображал он очень быстро.
— Если Мудрейший мертв, а Ключ у вас, значит вы его наследница?
— Нет, господин Мэйнард, я не его наследница, я его палач.
Теперь тишина стала просто оглушительной и длилась гораздо дольше. Наконец, мужчина разжал крепко стиснутые челюсти и заставил себя выдавить:
— Вы что … его убили?
— Правильнее будет сказать — уничтожила. Его и всех ему подобных.
— И теперь вы явились сюда, чтобы … — Мэйнард сделал еще шаг вперед, но Мона предупреждающе подняла руку.
— Не спешите с выводами, ваша жизнь мне не нужна.
Ее собеседник презрительно скривился.
— Мы прекрасно знаем, что вам нужно! — загомонили вдруг сидящие за столом.
— Вы нарушили Договор и теперь пытаетесь нам угрожать…
— Но у вас ничего не выйдет!
— Мы не допустим произвола в Священном месте, у нас есть средства помешать вам…
Мона внимательно наблюдала за членами собрания, но не пропустила незаметный жест Мэйнарда. Его согнутые пальцы коснулись края рукава, и в подставленную чашечкой ладонь скользнула короткая блестящая трубка. Волшебница спокойно посмотрела ему в глаза.
— Я бы на вашем месте не делала этого, так как вы все поняли неправильно. Прошу вас, сядьте, и мы поговорим.
— Вы убили одного из нас! О каких переговорах может идти речь?
— К вам лично это не имеет никакого отношения, господин Мэйнард, — попыталась урезонить собеседника Мона, но тот злобно огрызнулся.
— Вот тут вы сильно просчитались, деточка! И называйте меня Ваше превосходительство, а не господин Мэйнард. Я наследник Великого канцлера…
— В таком случае обращайтесь к Великой волшебнице с должным почтением. Для вас она Светлая госпожа, — внезапно прозвучавший посторонний голос заставил Мэйнарда отступить и быстро оглядеться.
Восемь воинов с большими луками в руках стояли в проходах, отрезая путь к бегству всем присутствующим в зале. За столом вновь воцарилось потрясенное молчание.
— Вы всерьез надеялись испугать нас луками и стрелами? — язвительно спросил его превосходительство.
Он ловко повернул в пальцах блестящую трубочку и попытался нажать на незаметный выступ. На его лице сначала отразилось мстительное предвкушение, затем недоумение и, наконец, откровенное беспокойство. Через несколько томительных мгновений члены собрания поняли, что не могут пошевелиться. Из-за шквала гнева и возмущения Моне даже пришлось повысить голос.