— Вот как? — Елизавета Романовна искренне удивилась. — С чего это ему так благоволить к тебе? Твой Иван Александрович и мизинцем не пошевелит, ежели ему сие выгоды не принесет.
— Ты права. Очевидно, дело у них появилось, и без меня, его им не решить.
— Бросил бы ты эту службу, Степушка. Что тебе в ней? Разве они способны оценить тебя. Сколько ты сделал для них? А где благодарность? Имение у нас, слава богу в порядке, дом в Москве. Чего тебе еще?
— Да не могу я без дела, Лиза. Думал, ежели выгонят, то уйду. Но тут сами зовут.
— То-то и подозрительно. Твой-то начальник канцелярии всегда тебя не жаловал. С чего это ему вдруг тебя хвалить? Они же спят и видят, как тебя спихнуть с места.
Елизавета Романовна была на 15 лет моложе своего мужа и была страстно в него влюблена. Высокий и крепкий мужчина сразу же покорил её при первой встрече и уже через три месяца они обручились, а затем скромно обвенчались в деревне.
Елизавета, женщина невысокого роста, стройная, с черными длинными волосами признавалась в свете красавицей. Больше того, она была довольно богата, по сравнению с мужем, у которого не было ни гроша. Она принесла ему недурное приданое в виде имения в 270 душ и московский большой дом. Волкова считали плохой партией для неё, и этот брак многих удивил. Но молодые, не смотря на злые языки, были счастливы.
Волков не сделал карьеры, не брал взяток, и не любил лебезить перед начальством. Он был, что называется, четный служака и искренне любил своё дело и был верен присяге.
— Лиза, я сколь раз тебе говорил, — Степан погладил жену по щеке. — Я служу не персонам, но своему отечеству. И у нас здесь есть немало честных людей, что интересы службы и интересы отечества ставят выше личных интересов. Но и разной сановной сволочи по нашим ведомствам сидит немало. И противостоять им почитаю долгом совести и чести своей.
— Погубят они тебя, Степушка. Не верю я вашему начальнику канцелярии. Нехороший он человек.
— Это мы еще посмотрим. А человечишко он и вправду темный, и скользкий. Ну, да и я не лыком шит. Посмотрим, что он мне скажет.
— Новый кафтан одень и камзол малиновый с позументом, Степанушка. Тот, что давеча тебе справили. А то ты все в мундире и в мундире старом…
3
Канцелярия Юстиц-коллегии в городе Москва.
На следующее утро Волков прибыл в канцелярию. На нем был малинового цвета камзол и такой же кафтан с серебряным позументом. Он скинул в передней в руки слуги плащ и бросил треуголку с плюмажем.
— Степан Андреевич! — слащавая улыбка письмоводителя Порфирия Кузьмича, показала Волкову, что его ждали. — Их высокоблагородие давно ждут вас. Вы припозднились.
— Я прибыл точно в указанное время. Здравствуй, Порфирий Кузьмич.
— Ин ладно, голубчик, Степан Андреевич! Идемте! Пора к делу приступать.
— А что за дело-то, Порфирий Кузьмич? Вы видно уже знаете, что стряслось, что я понадобился?
— Знаю. Бумага пришла и велено нам высочайшим указом произвести следствие по делу в доме князя Кантемира и назначить на него нашего лучшего чиновника по сыскному делу. А кто лучше вас?
— Высочайшим указом? — удивился Волков такой формулировке. — Высочайшим?
— Именно так, Степан Андреевич. Сама вседержавная и всемилостивейшая матушка государыня Анна повелела сие следствие учинить. А обер-камергер ея величества его светлость граф Бирен за сим делом станет надзирать. Ответственность велика. Вишь, куда закинуло. Особы высочайшие!
— Ответственности я не боюсь, Порфирий Кузьмич. Вам ведь ведомо про то, не так ли?
— Дак кто сомневается, Степан Андреевич. Кому сие дело и поручать окромя тебя. Ты честен и дело превыше всего ставишь.
— Недавно вы мне с начальником канцелярии иное говорили. Карами всякими мне грозили. Али я чего не понимаю?
— Дак кто старое помянет, Степан Андреевич, тому глаз вон. Так в народе говорят. Чего прошлое ворошить? Было и было. Дело надобно делать.
— Странно мне слышать такое из уст твоих, Порфирий Кузьмич. Ну да ладно. Чего на свете не бывает.
Они вошли в кабинет начальника канцелярии, который сам встретил Волкова и приветственно с ним раскланялся.
— Все недоразумения между нам возникшие, считаю досадной ошибкой, Степан Андреевич, — произнес статский советник. — И не желаю более вспоминать об этом. Считаю, тебя лучшим по следственной части чиновником юстиц-коллегии. И уже написал представление и ходатайство в канцелярию Сената и о награждении тебя орденом.