— Мама, почему ты плачешь?
Может быть, ответ матери был не совсем корректен, но он отражал то, что чувствовали все присутствующие.
— Потому что они убили нашего президента.
Все стояли тихо и неподвижно. Не знали, что сделать и что сказать. На первом экране вновь появился диктор.
— Подтверждение. Сенатор Джек Донахью убит.
Они все еще не знали, что говорить и что делать.
И вдруг раздался глубокий, звучный голос. Голос моряка-ветерана, стоявшего рядом с матерью девочки. Его правый рукав был скреплен булавкой повыше локтя, и потому он прижимал к груди левую руку.
Его поддержал второй голос, затем третий.
Вдруг голос моряка дрогнул. На миг он перенесся в другое место и другое время. На миг он снова очутился на речном берегу во Вьетнаме, где ему грозила близкая смерть. Ребенок на руках женщины рядом вдруг показался ей тяжелым — не было сил держать его. Ветеран повернулся, взял девочку одной рукой, и она крепко обняла его за шею.
На канале «Си-би-эс» снова появилась женщина-диктор.
— Подтверждение. В Вашингтоне убит сенатор Джек Донахью. В настоящее время тело сенатора переправляется на вертолете в Военно-морской госпиталь в Бетесде. — Она пыталась скрыть свои эмоции. — Его застрелили, когда он ехал на пресс-конференцию, чтобы провозгласить выдвижение своей кандидатуры на пост президента США.
По щекам ее покатились слезы. Она отвернулась от камеры, не зная что делать. Продолжай, услышала она в наушниках голос директора программы. Говори то, что ты хочешь сказать.
Она заставила себя поднять взгляд, и все поняли, что́ она сейчас скажет.
— Они убили Джона Кеннеди. Убили Мартина Лютера Кинга. Убили Бобби Кеннеди…
Она не могла договорить последние слова.
И вот теперь — Джека Донахью.
Она вытерла слезы и попыталась справиться с собой.
— Извините за то, что высказала свое личное мнение по поводу убийства сенатора Джека Донахью, который сегодня должен был вступить в борьбу за звание кандидата в президенты от Демократической партии.
Некоторые из тех, кто был в конференц-зале, взялись за руки, некоторые стояли по стойке «смирно». Пение разносилось по мраморным коридорам, долетало до комнаты 394, хранящей память о своих прежних хозяевах.
Кэт Донахью прижала к себе девочек и вспомнила тот вечер, когда они с Джеком прогуливались по лесу. Вспомнила, как она попросила его назвать свои любимые строки, как заставила пообещать, что он включит их в свою нынешнюю речь и повторит, вступая на пост президента.
Она повернулась к одному из юристов.
— У вас есть копия речи Джека?
— Сегодня утром передали по факсу.
Пробил час — герой явился, вспомнила Эви. Похоже, что место героя займет героиня.
— Ты твердо решила? — спросила она Кэт. Потому что если так, я буду рядом.
— Да.
Давайте копию, сказала она юристу.
Кто-то слева от нее плакал, кто-то пытался кого-то утешить. Кэт Донахью взяла речь, села за стол и добавила в начале две фразы.
Это речь, которую собирался произнести Джек. Я делаю это за него.
Затем открыла последнюю страницу.
В час максимальной опасности я не увиливаю от этого жребия, я приветствую его.
Изменила следующую строку.
Сегодня, стоя на месте, где должен был стоять Джек, я выдвигаю свою кандидатуру на пост президента от Демократической партии.
— Это окончательное решение? — снова спросила Эви. — Ты понимаешь, что это значит, какие опасности тебя ждут?
— Да, — ответила ей Кэт Донахью.
Она услышала, как открылась дверь. Повернулась и увидела Хазлама. Негодяй, хотела крикнуть она, но язык не повиновался ей. Ты же должен был уберечь Джека. Ты говорил, что защитишь его. И я поверила тебе.
Он понял, где видел раньше эти глаза. На лице матери девочки в Лиме; на лице Франчески в Милане.
— Пресс-конференция через пять минут. — Хазлам стоял перед ней, глядел на нее. — Джек уже идет сюда, вам с девочками пора приготовиться.
— Что? — спросила она. — О чем вы говорите? — Слова застревали у нее в горле. — Что вы сделали?