И вдруг он окончательно проснулся.
Фонарь висел за железными прутьями, а сами прутья были вделаны в бетон на полу и в своде пещеры. Пещера была маленькой, пол усыпан песком. Рядом с решеткой — с его стороны — стояли два ведра, а сам он лежал на соломенной подстилке. На нем были рубашка, брюки и носки, а боль в лодыжке причиняла цепь фута в четыре длиной, которой он был прикован к ввинченному в стену крюку.
Паоло Бенини свернулся калачиком и заплакал.
Цепочка пассажиров тянулась мимо таможенников к рядам друзей, родных и шоферов, держащих перед собой листы бумаги с именами тех, кого они приехали встречать.
Добро пожаловать в Милан, подумал Хазлам, добро пожаловать в любой аэропорт любого города в любой части света. Внутри тот же шум и суета, та же прохлада — спасибо кондиционерам. А снаружи, конечно, разные запахи, разной силы жара или мороз, разные уровни богатства и нищеты. И разные причины, которые тебя сюда привели.
Сантори ждал у буфетной стойки.
Рикардо Сантори был представителем компании в этой части страны. Впрочем, он посвящал проблемам киднеппинга далеко не все свое время — кроме этого, у него была юридическая практика, и довольно доходная. Ему уже перевалило за сорок; на нем был деловой костюм и немного чересчур цветастый галстук. Хазлама он заметил сразу же, едва тот миновал таможенный контроль.
Сантори был хорош: великолепные источники информации и отличные связи, но благодаря этому его знали не только те, кто жил в страхе перед похищением, но и полицейские, чьим профилем был киднеппинг. Поэтому, а также из опасения, что за ним могли следить, Сантори не подошел к Хазламу; вместо этого он повернулся, чуть помедлил, давая Хазламу возможность проверить, нет ли за ним хвоста, и вышел из здания аэропорта. Только на автомобильной стоянке, в относительной безопасности, они пожали друг другу руки.
— Спасибо, что появились так быстро, — Сантори говорил по-английски хорошо, с еле заметным акцентом. — Я снял вам номер в «Марино». — Эта гостиница была в боковой улочке рядом с Центральным вокзалом; Хазламу уже приходилось останавливаться там прежде. Сантори вручил ему пейджер и папку с документами по делу, вывел «порше» со стоянки и свернул на автостраду.
— Какие-нибудь трудности? — спросил Хазлам.
— Пока нет.
— График?
— Ваша встреча с семьей в двенадцать. Я подумал, вы захотите сначала принять душ и переодеться.
— Благодарю.
Он откинулся на спинку сиденья и быстро проглядел две страницы с убористо напечатанной сводкой необходимых фактов: имя и биография жертвы, родственники и друзья, обстоятельства данного похищения, размеры выкупов и временны́е характеристики итальянских похищений за последние два года в целом и последние шесть месяцев в частности.
— Семье похитители уже звонили?
— Я говорил с ними утром — к тому моменту еще нет.
— Но все телефонные звонки записываются?
На основной телефон в квартире жены должно быть установлено модифицированное устройство «Крэг-109 ВСГ». ВСГ — включаемое с голоса.
— Да. Я все сделал сам.
Движение было оживленным; в «Марино» Хазлам попал только после одиннадцати, а когда они свернули на Виа-Вентура, было уже почти двенадцать.
Улица была ухоженной и богатой, с широкими тротуарами и рядами ларьков и кафе перед жилыми зданиями. Городская квартира Бенини находилась в современном доме — в отличие от большинства других домов Милана он не имел внутреннего дворика, а был обращен фасадом к улице. От выстроившихся вдоль мостовой магазинчиков его отделяло метров пятьдесят; перед крыльцом была парковочная площадка для гостей. Над входом в дом был натянут полосатый тент, а сбоку Хазлам заметил въезд на подземную автомобильную стоянку. Там же располагался пост охраны.
На площадке напротив входной двери стояли три автомобиля: суперсовременный «сааб-9000», темно-синяя БМВ с мягким верхом и «мерседес», на который лениво облокотились двое мужчин — в них без труда можно было угадать шофера и телохранителя.
Хазлам взял с заднего сиденья свой портфель и пошел к дверям вслед за Сантори. Вход был оснащен замком и переговорным устройством. Их пустили внутрь только после того, как юрист назвал себя и сопровождающего, а портье убедился в том, что они приглашены. Вестибюль был мраморным, украшенным бюстами и статуями, а в лифте, плавно и быстро вознесшем их на шестой этаж, пахло лавандой. Сантори позвонил в дверь справа; спустя несколько секунд она открылась, и экономка впустила их в квартиру.