В особняк привозили различное вооружение, припасы и какие-то материалы, почти каждый день. Александр привез с собой домой шестерых слуг, так же, насколько я понял, обученных бойцов и телохранителей, и только им он доверял разгрузку, только с ними он поддерживал сколько ни будь долгое общение, остальных же гнал прочь, даже наших гвардейцев. Я же обратился к нему лишь раз, когда увидел, что к нашему дому подкатили три повозки груженные бочками с порохом, как стало понятно из маркировки.
Он стоял, поглаживая рукой рукоять своей шпаги, с которой не расставался никогда, возможно даже спал с клинком в одной пастели, и наблюдал за погрузкой, время от времени выкрикивая указания.
- Александр, – сказал я, встав рядом, – не опасно ли это? Так можно и весь дом подорвать.
- Не суйся в мои дела, Артур, – резко ответил он. – И не смей мне говорить об осторожности. Я знаю, что делаю, и когда придет время, расскажу тебе ровно столько, сколько сочту нужным. Но до тех пор, происходящее тебя не касается. Займись своими делами и не мешайся.
В подобной резкой манере Александр говорил со мной всегда. Со мной и со всеми остальными. Он был груб, высокомерен и холоден. Единственный раз, за все эти дни я увидел его снисхождение. И проявил его Александр к нашей сестре.
Мира явилась в особняк за три дня до роковой даты. Она хотела поговорить с братом, но тот пожелал, чтобы и я присутствовал. Однако разговор был весьма краток.
- Я знаю, чем вы тут занимаетесь, братья, – сказала Мира. По ее внешнему виду, черным одеждам и тоске в глазах, я понял, что сестра моя все еще скорбит. Тьма нашей семьи настигла ее даже там, в другом доме, пусть для того и потребовались годы.
- Вы хотите раз и навсегда покончить с той мерзкой тварью, которую принес мой отец. И я хочу биться вместе с вами.
- Хочешь с нами? – брат ухмыльнулся. – Прости, дорогая сестрица. Я очень сочувствую твоему горю, но женщинам не место в этой битве.
- Сплюнь в сторону свое сочувствие, брат, – проговорила Мира с такой спокойной но обжигающей яростью, что мне стало не по себе. – Мне оно не нужно. Мне нужна месть.
- И мы отомстим, – уверенно пообещал ей Александр. – Твое присутствие не требуется.
- Но я хочу быть здесь. И я имею на это полное право! Я ваша сестра!
- Однако фамилию теперь ты носишь совсем другую, – заметил Александр.
- Тварь это не остановило. Она пришла за моим малышом. За моим мальчиком, – бледные губы Мира задрожали, глаза, все еще пылающие застарелой ледяной яростью, наполнились слезами. - Он тоже носил иную фамилию. Носил ее от рождения. Но твари нет до этого дела. Кровь Мирольдов, вот что ей нужно. В моих венах течет эта кровь, как течет и в ваших. Так что, брат, я имею право присутствовать здесь, и ты не смеешь меня останавливать. Это мое право по крови.
Ненадолго воцарилось молчание. Александр и Мира смотрели друг другу в глаза, словно играли в эту детскую игру, ожидая, кто же первой моргнет. И к моему удивлению, взгляд отвел Александр а не Мира.
- Что же, сестра, – улыбнулся он, – в твоих словах есть смысл, а в глазах твоих я вижу решимость. Ты не испугаешься, не отступишь, ты будешь драться яростно как львица и в этом ты сильнее многих наших гвардейцев. Оставайся, коль решила свести счеты. Добро пожаловать домой. Твоя бывшая комната свободна.
Мира присоединилась к нам на следующий день в занятиях по стрельбе, и оказалось, что в этом деле она совсем не дурна. Пистолем девушка не пользовалась, но из мушкета стреляла отлично, особенно для женщины.
- Супруг берет меня иногда с собой на охоту, – пояснила Мира.
Лицо Александра лишь на мгновение смягчилось, выразив одобрение и уважение, однако даже подобного короткого мига я не был удостоен ни разу. Но вместо зависти я испытал гордость за сестру. Не так-то просто было доказать такому человеку как наш брат, что ты силен, что достоин биться рядом с ним, а Мире эту удалось. Похвально, пусть и очень печально то, в каких обстоятельствах ей пришлось проявить свой волевой характер.
V
Последние дни пролетели очень быстро, и вот наступило роковое число. День схватки, которая должна была стать последней. При любом исходе последней – так я решил. Я устал бояться, устал жить в ожидании смерти, под гнетом этой черной темноты. Я устал от смертей, от потерь. И я решил, что если не погибнет тварь, то пусть погибну я, погибнем мы все, Мирольды, последние представители своего клана, и пусть на этом все закончится. И это решение не было свидетельством того, что я перестал бояться. Конечно, мне было страшно. Но за прошедшие годы я привык к страху, встречал его как старого друга, страх больше не имел надо мной власти, он просто был, присутствовал, стоял рядом и шептал мне на ухо всякое, а я лишь кивал в ответ и безрадостно ухмылялся.