И я и Мира прибыли в главный зал вовремя. Александр ожидал нас там, словно и не покидал этой комнаты. Оба окна здесь были заколочены и снаружи закрыты чугунными плитами. Из зала оставалось всего два выхода: в главный коридор особняка, ведущий напрямик к холлу и парадному входу, и маленькая дверь для прислуги, ведущая к кухням, откуда и подавалась еда. Александр неспроста выбрал это помещение, оно располагалось почти в центре особняка и со стратегической точки зрения, хоть и я мало в этом смыслил, было самым удобным местом, чтобы держать оборону.
Как только часы в доме пробили десять, разнося свои удары по опустевшим коридорам и комнатам старинного особняка, слуги Александра покинули нас, закрыв двери в зал. Еще некоторое время было слышно их присутствие в доме, они подготавливали ловушки. А затем воцарилась тишина. В особняке остались только мы трое. Только мы и больше никого. Последние из Мирольдов в самом сердце своего фамильного гнезда, в окружении кромешного мрака ночи.
- Выпьете со мной? – предложил брат, выставляя на стол красивую бутылку из черного стекла. – Перед боем нам не повредит. К тому же, это очень хорошее вино. Его подарил мне сам Генрих Нигилис, когда я собирался в путь домой. Жаль – сказал он мне – что ты, Александр, покидаешь меня. Пожалуй, что лучшего война мне больше никогда не встретить. Клянусь вам, так он и сказал. И вручил мне эту бутылку. Вино южных кланов, из винограда выращенного на солнечных океанских берегах. Бьюсь об заклад, что напитка изысканней вам в жизни пробовать не доводилось. В нем заключена сама сила солнечного света, как заверял меня сэр Генрих, и сомневаться в его словах у меня нет никаких оснований. Что может быть лучше для нас этой ночью, чем сила солнца?
Ни я, ни Мира, не стали отказываться, и Александр разлил вино по трем бокалам.
- Ну что же, брат мой и сестра моя, – он поднял свой бокал. – Я рад что мы с вами здесь сегодня. Не бежим, не прячемся, собираемся дать отпор злу. За наших родителей, за братьев и детей, которых мы потеряли. Я пью за них, и пусть никогда не исчезнет память о них, и о нас, и об этой ночи. До дна!
И Александр осушил свой бокал. Мы с Мирой последовали его примеру. Перед тем как выпить пахнущего ароматными пряностями вина, я вспомнил лицо отца и деда, а затем и Нормана, и мысленно проговорил: «За вас. За семью!».
Мира тоже на мгновение замерла, должно быть, она вспоминала своего ребенка, и мать, ушедшую из жизни незадолго до начала этого кошмара, и отца, который принес в своем мертвом теле это зло, и навлек проклятие на весь наш род.
Вино прокатилась теплом по моему горлу, наполнило рот вкусом винограда и спелых южных ягод, принесло с собой воспоминания о солнце и полузабытые грезы о тех краях, где никогда не наступает зима.
Затем мы стали ждать, каждый погрузившись в свои мысли, не говоря ни слова. В камине потрескивал огонь, да тикали старинные часы, и больше ни звука. Тишина, наполненная нашими думами.
Зло явило себя после полуночи. Прежде чем услышать его, мы его почувствовали. Часы пробили двенадцать раз и замолчали, а спустя минуту или две, в комнате стало холодно. Огонь в камине больше не способен был согреть нас, ибо холод тот был неестественный, не зимний. Это был холод могилы, сырой холод темного подземелья, пробирающий до самый костей даже если снаружи летнее солнце сияет ярко и дарит миру тепло. Этот холод проносила с собой смерть и все те существа, что смертью питаются.
- Дождались, – проговорил брат, не сдвинувшись со своего кресла и не изменившись в лице.
И словно в ответ на его слова, раздался этот вопль. Тот самый крик, который мы слышали пять лет назад, когда тварь впервые явила себя нам. Он снова прокатился по коридорам особняка, и я опять стал одиннадцатилетним мальчиком, готовым кричать от ужаса и рыдать, уткнувшись в плечо матери. Но я не закричал, лишь крепче сжал в своей руке пистоль. Я больше не был ребенком и не имел права поддаться этому страху, я должен был сразиться с ним.
- Мирольды! – прохрипела тварь, и голос ее раздавался со всех сторон, словно с нами говорил сам дом. – Мирольды! Вы предали наш договор снова!
- Иди к черту ты и твой проклятый договор! – провозгласил Александр, резко поднявшись со своего кресла.
- Самонадеянно, Александр! Ты всегда был слишком самонадеянным! Точно как твой отец! Его волю я переломил как сухую ветку, без труда! Это было так просто! С тобой, Александр, все будет даже проще!