Выбрать главу

Прижавшись ладонями к манящему теплу груди мужа, Холли заглянула в его лицо, моля о том, чтобы в ее глазах отразились нежность и вера, переполняющие ее сердце.

— Тебя я тоже не боюсь.

— Значит, ты совершенно глупа!

Острая боль пронзила сердце Холли. Остин, схватив жену за запястья, оторвал от себя ее руки, как уже столько раз делал прежде. Опустившись на валун, он понуро опустил голову.

— Разве я уже не доказал тебе, что моя любовь несет лишь смерть и разрушения? О, все начинается с невинного пустяка. Ты будешь сидеть слишком близко у очага, тебе в глаз попадет дым, и я сразу же обвиню тебя в том, что ты подмигиваешь Кэри. И прежде чем ты успеешь сообразить, что происходит, — он выразительно провел пальцами по горлу, — вы оба будете валяться бездыханными на полу, и мне придется заканчивать ужин в одиночку.

Холли не знала, смеяться ей или плакать. Лишь вчера днем она собиралась просить Остина отпустить ее назад в Тьюксбери, раз он не в силах полюбить ее; сегодня же он готов отослать жену от себя именно потому, что любит ее.

Остин закрыл лицо руками.

— Как мне заставить тебя понять? Эта ревность, подобно неизлечимому недугу, разливается по моим жилам. Отравляя все, к чему я прикасаюсь, она превращает любовь в чудовищную смертельную болезнь. — Он поднял длинные черные ресницы, и Холли впервые увидела глубину его отчаяния. Его голос превратился в шепот. — Я даже не могу смотреть на тебя, не думая о том, что когда-нибудь тебя потеряю.

С уст Холли сорвался нервный смешок, очень напоминающий всхлипывание.

— Но ты не потеряешь меня, если дашь мне позволение остаться рядом с тобой. По собственной воле я никогда не покину тебя. — Опустившись на колени рядом с ним, она положила руку ему на бедро. — Любить — значит рисковать, не так ли? И я готова пойти на этот риск. Остин бросил мрачный взгляд на могилу.

— Моя мать тоже пошла на риск, и это стоило ей жизни. Тебя я не могу подвергать такой опасности.

Холли уже начинала бояться, что ей не удастся поколебать решимость мужа. Она боролась за свое счастье всеми силами, но, похоже, все ее старания совершенно напрасны. Эта мысль ее разъярила и в то же время напугала.

— Значит, на самом деле ты хочешь сказать, что независимо от того, как сильно ты меня любишь, ты никогда не будешь считать меня достойной своего доверия.

В голосе Остина прозвучало бессильное отчаяние.

— Все дело во мне, а не в тебе.

Холли искривила губы в надменной усмешке.

— А если это легендарное проклятие Гавенморов в действительности лишь глупые предрассудки?

Остин вздохнул.

— Неважно, так ли это на самом деле, но я в это верю, и это главное.

Холли не знала, как можно переубедить его. Подавив гордость, она склонила голову и прошептала:

— Ты можешь держать меня взаперти в башне. Если только так…

Он поднял пальцем ей подбородок, и глаза его сверкнули тем ледяным огнем, что впервые увлек Холли в его объятия.

— Да я скорее всего себя обмотаю цепями и упрячу в самое глубокое подземелье, чем снова лишу тебя свободы. Поднявшись, Холли решительно сказала:

— В таком случае я сама посажу себя под замок. И если вы хотите прогнать меня из своего дома, сэр, предлагаю вам приказать Кэри зарядить стенобитную машину и катапульту. Ибо ноги моей не будет за пределами северной башни, пока вы не откажетесь от всей этой чепухи.

Стремительно развернувшись, она направилась к замку.

— Если эта Рианнон так хочет тебя, ей придется сразиться со мной. Ведьма встала у меня на пути, и я выщиплю ей все перья из крылышек! Она сама пожалеет о своем проклятии!

— Если ты не хочешь спасти свою душу, подумай о моей!

Голос Остина прозвучал погребальным звоном. Холли застыла, на мгновение возненавидев мужа. Возненавидела за то, что он так хорошо знает ее. За то, что он бросил ей вызов, перед которым она безоружна. Остин не смог бы сделать ей больнее, если бы даже нанес пощечину железной перчаткой.

Обернувшись, Холли увидела, что Остин, расставив ноги, приготовился к схватке. Охваченная бессилием, она захотела броситься на него, сделать ему больно, как сделал больно ей он.

— Раз вы вознамерились требовать от меня столь благородной жертвы, вероятно, вам не следовало рисковать тем, что у меня может появиться ребенок. Быть может, я отправлюсь назад к отцу, увозя в чреве наследника рода Гавенморов?

Стиснув зубы, Остин хранил молчание. Холли не могла понять, было ли это ответом на напоминание о нежном единении их тел или же печалью при мысли о расставании с нерожденным ребенком.

— Если у тебя родится мальчик, держи его от меня как можно дальше. Мне нечего дать ему в наследство, кроме фамильного проклятия.

С вызовом вскинув голову, Холли сдержала навернувшиеся слезы.

— Я знаю, супруги нередко живут раздельно, но что, если я, неудовлетворенная таким замужеством, захочу осчастливить другого мужчину?

Она понимала, что это самый жестокий удар, какой она может нанести. Тихий ответ Остина был полон горькой покорности.

— Если ты решишь снова выйти замуж, я солгу богу и королю, и добьюсь расторжения брака. Ты не должна до конца жизни расплачиваться за мою глупость. — Подняв голову, он взглянул жене прямо в глаза. — Но в сердце моем ты есть и всегда будешь моей женой.

Этот торжественный обет доставил Холли дополнительные страдания.

— Единственная моя глупость, сэр, состоит в том, что я полюбила вас!

Выкрикнув эти слова, Холли развернулась и побежала, не видя ничего перед собой, к замку, в последний раз ища убежища в своей комнате в башне.

В треснутом овале зеркальца отражался безупречный овал лица. Слегка изогнутые черные брови, высокие скулы, на которых еще десятилетия время не сможет оставить свой след. Лишь глаза выдавали черную пустоту в ее душе.

Подкрасив губы, Холли провела по ним языком, рассеянно отметив, что помада на вкус гораздо приятнее сажи. Поправив рубиновое ожерелье, она надела на волосы золотую сетку. Пусть муж только посмеет обвинить ее в воровстве! Женщина, которой некогда принадлежали все эти драгоценности, по духу гораздо ближе ей, а не своему внуку. Если муж будет возражать, она просто потребует украшения в качестве платы за полученные им удовольствия.

Безжалостно подавив нестерпимое желание бросить украдкой последний тоскливый взгляд на смятую постель, Холли слегка подсурьмила глаза, оттенив их лихорадочный блеск. «Больше тебе плакать нельзя, — строго приказала она себе, — иначе краска растечется по щекам, и ты станешь похожа на странствующую комедиантку».

Может, и к лучшему, что Остин отсылает ее домой, подумала Холли, прикасаясь пальцами к вискам, пытаясь унять головную боль. Еще одна неделя в обществе мечущегося от крайности к крайности мужа — и у нее на коже появятся неизгладимые морщины. Ни одна женщина не сможет вынести подобные головокружительные взлеты и падения без того, чтобы на лице у нее не остались следы. Не для того она столько лет избегала солнца и натирала кожу овечьим жиром, чтобы стать морщинистой, как Элспет.

Словно вызванная мыслью госпожи, служанка, бесшумно появившаяся за спиной Холли, доложила:

— Миледи, мастер Кэри приготовил лошадей.

Отложив зеркальце, Холли поднялась со стула, надевая мантию, отороченную горностаем.

Элспет ахнула. Она присутствовала при рождении Холли и нянчила нежного ангелоподобного младенца. Она держала пухлую ручку Холли в день ее трехлетия, когда путешествующий арабский принц просил чести взять ее в жены. Двенадцатилетний мальчик плакал и кричал, когда отец Холли ответил отказом, а девочка, презрительно тряхнув черными шелковистыми кудрями, удалилась в парк к прерванной игре.

Элспет видела красоту своей госпожи в разных обличьях, но никогда от вида Холли так не захватывало дух. И никогда она не выглядела столь хрупкой и ранимой.

Она казалась ледяной королевой. Это сравнение испугало Элспет. Лед твердый, но и непрочный: он уязвим перед теплом и рассыпается от удара.