Я направилась в город. Стараясь привлекать как можно меньше внимания пронеслась по нижнему Тириту и добралась до верхнего — обиталища знати и богатеев. Ничего подозрительного у дома не наблюдалось — я спешилась, привязала коня в небольшом переулке на задворках, и вернулась ко входу. Проскользнуть мимо слуг оказалось не так уж сложно — они все собрались на кухне и сосредоточенно что-то обсуждали. Уж не возвращение ли сынка Рейлея? Я быстро поднялась на второй этаж и начала собирать необходимые вещи. Часть драгоценностей была закопана в дальнем углу сада, но самым главным для меня было забрать ножи. Без них я чувствовала себя голой. Оружие было спрятано в длинной шкатулке с драгоценностями. Прислуге было запрещено прикасаться к этому ларцу, да и слуги не дураки — прекрасно понимали, что если, упаси Боги, что-то пропадёт — им не сносить головы.
Вооружившись, я побросала необходимые вещи в рюкзак, и уже потянула руку к дверям когда на лестнице раздались шаги. Времени на размышления было мало, всё, что пришло мне в голову — открыть окно и повиснуть на ветвях тополя, покрытых свежей зеленью. Привычка тщательно анализировать пространство, в котором оказываешься, сослужила мне добрую службу. Я точно знала, что если перемещусь чуть вправо и обопрусь на ствол, широкая ветка впереди скроет меня с головой. Раньше я не раз жалела, что попасть по этому тополю в спальню было невозможно — ствол был слишком гладким и ветви начинались слишком высоко, чтобы забраться на дерево незамеченной. Выходить из дома этим путём тоже было опасно — слишком высоко прыгать.
В спальню вошла худенькая девица, которая почти месяц назад неслась через весь дом, чтобы сообщить, что привезли Шторма. Мне всегда казалось, что она неравнодушна к ганарцу. При одном воспоминании о нём я так стиснула зубы, что едва не откусила себе язык. Прислужница взялась перестилать постель, на ночь глядя.
— Ты хозяйку не видела? — с этим вопросом в дверях возникла сгорбленная ключница, сама похожая на старый, проржавелый ключ.
— Она куда-то унеслась верхом. Одна! Конюх говорит, мол ещё и в мужицком седле! Совсем стыд потеряла!
— Суматошный день. Кто-то изрезал дверь к винному погребу. Нужно стражников вызвать!
— Ой, а может не надо полицаев? Пусть хоть госпожа сначала вернётся…
— Вернётся — и чего? Опекун её ещё днём куда-то укатил, сама она исчезла. Грицко говорит, что в погребе сегодня кто-то кричал. Не иначе как кикиморы беду накликивают!
— Грицко вечно напьётся дешевой браги, вот и слышится ему всякая ерунда. Он давеча рассказывал, что ему безымень являлся. А перед этим рассказывал, что мол Белую Бабу видел прямо у наших ворот. Как раз когда господин Хельди хворал. Грицко тогда ещё всё сетовал, что над воротами косу не повесили, чтобы от Белой Бабы защититься. Можжевельника тут же целую охапку притащил. Когда господин выздоровел, Грицко хвастал, что это его заслуга. Мол, это он можжевельником своим Белую Бабу в дом не пустил. Врёт всё!
— А если нет? — ключница сплела пальцы в охранный знак и прошептала какую-то молитву. — Чует моё сердце, не к добру это всё. Я однажды краем уха слышала, как Хельди леди Гиану меж собой назвал.
— И как?
— Сирин! Сирин — Вещица, душа неприкаянная, что с небес на землю явилась людей смущать! Ох, не хотела я в этот дом служить идти, ох, не хотела. Чувствую — не люди нас тут в услужение взяли. Сама подумай, разве это дело, чтобы благородная дама сама мылась и сама себе прислуживала? Перья у неё под платьем, перья! То-то и прячется она так от глаз людских!
— Неужто и правда! — служанка всплеснула руками и тоже зашептала молитву.
— Не к добру всё, ох не к добру. Сегодня бургомистрова сынка нашли. И знаешь что? Не помнит ничего! Как память отшибло начисто! Дознаватели с ним и так и так, лекари говорят испужали мальца сильно, может, вспомнит что через время. Но ты подумай, где же он был, раз не помнит ничего?
— Неужели там, у самого Кродо?
— То-то и оно. Тот, кто на зачарованный остров попадёт, память теряет от пения чудного. А кто поёт там? Алконост да Сирин. Полудевы-полуптицы. Сердцем чую, не к добру хозяйка исчезла, не к добру.
Я едва не свалилась с ветки. Северная старуха каким-то образом догадалась, что я замешана в похищении Новио. Пусть любой стражник или дознаватель её с такими аргументами на смех поднимет, но мало ли? На мысль она может натолкнуть, а там уж сколько верёвочке не виться.
"Уж не Лихо ли одноглазое ко мне привязалось?" — с тоской подумала я. Слишком сильно мне не везло в последнее время!
Можно было убрать старуху от греха подальше, но кто теперь мог знать, скольким она уже рассказала о своих догадках?
Уходить. Всё, что мне оставалась делать в такой ситуации — это быстро забрать остатки золота и исчезнуть на время. Но как раз времени у меня и не было. Последние переживания сильно подкосили Холла, он мог сдохнуть в любой момент и без моей помощи — а уже этого допустить я не могла.
Было что-то ещё в разговоре служанок, что привлекло моё внимание, но я моментально забыла, что именно. Сначала нужно было оказаться в безопасном месте, а потом уже строить планы и анализировать информацию.
Комнаты в дешевых гостиницах отличаются друг от друга больше, чем комнаты в дорогих. В дорогом номере всегда роскошная большая кровать, шкафы для одежды, иногда даже письменный стол или секретер. А в дешевых — самые разные дырки в крыше и стенах, тюфяки, набитые или соломой, или старым тряпьём, или ещё чем-то похуже. Столько вариантов.
Я выбрала ещё не самую плохую гостиницу и не самый плохой номер. Пусть он был крохотным, но с кроватью и даже постельным бельём. Месяцы шикарной жизни избаловали меня сверх меры, но теперь о комфорте нужно было забыть.
Как ещё задеть Холла? Как добраться до него? В моей голове были только вопросы — и ни одного ответа.
Уснуть мне не удавалось, да я и не рассчитывала на это. Снова погружаться в мир кошмарных ночных видений не очень-то и хотелось. До самого рассвета я ворочалась на жесткой постели, пытаясь найти выход из положения. Меня не очень волновали происки стражи; гораздо хуже было то, что теперь я не могла наблюдать за тем, как мои действия сказываются на Холе. Это всё равно, что бросать нож, и не знать — попал ли он в цель или ушел в «молоко».
Нужно было пробраться в дом бургомистра. Там я могла найти способ поиздеваться над ним всласть. Служанки подали мне хорошую идею — чем ближе к щуровой меже подходит человек, тем более суеверным он становится. Это можно было использовать. Но как попасть в дом? Старый вариант с устройством на работу какой-нибудь поломойкой не сработал бы. Теперь, после похищения Новио, любого желающего устроиться в дом бургомистра будут проверять всеми возможными способами, вплоть до гадания на решете.
Ближе к обеду у меня созрел приблизительный план действий, и я снова отправилась в верхний Тирит.
Имение Холла нисколько не изменилось за прошедшие годы. Разве только деревья в саду выросли, и вместо дубовых ворот теперь стояли кованые. Я обошла усадьбу по периметру. Над каменным забором возвышалась большая крыша особняка и крупного флигеля, пристроенного незадолго до появления в этом доме Элении. Перед домом раскинулся парк с подъездной аллеей. С другой стороны находились конюшни и хозяйственный двор. Владения Холла выглядели очень внушительно. Я притаилась за служебными воротами, рассчитывая, что какой-нибудь конюх, стремянной, или любой другой холоп ближе к вечеру направится в таверну, собираясь отметить окончание рабочего дня. Самый лучший способ узнать, что творится в нужном доме — подпоить слугу. У Шторма была девица-информатор в доме Холла, но ганарец, естественно, не оставил мне её координат. Ублюдок!
Усилием воли я погасила вспыхнувший было гнев, и как раз вовремя — из ворот вышел потрепанный работяга. Я мысленно обратилась к Сряште с мольбой. Многие работники, прислуживающие высокорожденным господам, задирают нос перед остальными. Они игнорируют нижний Тирит, считая, что им не пристало проводить время вместе с «голытьбой». Конечно, трактиры они тоже посещают, например «Розалинду» — самое популярное среди таких выскочек место. Только вот мои слуги тоже считали себя выше простых горожан и в «Розалинде» я легко могла нарваться на кого-нибудь из них. Хуже всего то, что я об этом и не догадалась бы — холопов в доме я не то, что по именам — в лицо-то не узнаю.